[indent] это невозможно — не потянуться к тебе навстречу, стоит только двери с тихим шорохом закрыться за спиной; не обхватить ладонями твои щеки, стоит только тебе обернуться в пол-оборота; не прижаться губами к твоим, растянутым в расслабленной улыбке нетерпеливым поцелуем, потому что я так давно хотела это сделать, веришь? а у нас не получалось. сдача проекта у тебя, подготовка к командировке у меня, бессонные ночи, причиной которых становились, к сожалению, не мы друг для друга и практически полное отсутствие возможности увидеться хотя бы на час. к тому моменту, как ты возвращался в город со съемок, я уже спала; к тому моменту, как ты просыпался, я уже торчала в метро или бежала из него в сторону офиса, безбожно опаздывая; к тому моменту, как завершался мой рабочий день, ты летел с одной локации на другую, решая параллельно вопросы один за другим, и все, что у нас было — переписки, телефонные разговоры и видео-звонки через фейс-тайм, и всего этого — критически мало. мне, конечно, нравилось слышать твой сонный, усталый, бодрый, взбудораженный голос по телефону; нравилось видеть твое измученное, довольное, напряженное, внимательное, счастливое лицо через экран, но я хотела большего. я хотела иметь возможность взять тебя за руку, обнять, прижаться крепче; хотела нырнуть к тебе под бок ночью в постели, чтобы спалось лучше, потому что сейчас вывозила чисто на успокоительных таблетках и легком снотворном; я бы хотела разминать твои плечи темным поздним вечером, чтобы помочь расслабиться, и массировать кожу головы и лица, чтобы лишить следов усталости, я бы хотела тебя целовать всякий раз, когда приспичит, и точно так же на твои поцелуи отвечать, но конец месяца разводил нас по сторонам, не сталкивал и делал все, чтобы количество свободных часов в сутках уменьшалось. иногда я злилась, но не на тебя. иногда капризничала, но не из-за тебя, иногда грустила, но причиной был не ты, а то, что ты делал: заказывал мне готовую еду в офис, если я говорила, что не успеваю пообедать, или продуктов домой, когда писала, что мне лень заходить в перекресток и тратить остатки вечера на очереди у обычных касс или касс самообслуживания; ты заказывал сладости и фрукты, когда я строчила о том, что хочу чего-нибудь вкусненького; ты заказывал цветы, потому что знал, что я обожаю их присутствие дома, и каждый твой букет заменял предыдущий. в моей новой квартире появилось еще несколько ваз, так что теперь я не ограничивалась одним букетом, и все это грело мою душу и томило приятно мое сердце, но тебя мне все равно не хватало, и, избавляя стебли и листья от упаковочной бумаги, я думала только о том, что легко отказалась бы от этого всего ради возможности побыть с тобой рядом, на территории одних квадратных метров, но это пока оставалось невозможным. даже если бы я ночевала у тебя, а ты у меня — мы бы все равно практически не пересекались, и поэтому сегодня я в страхе и напряжении ждала от тебя сообщений. ты сказал, что возможно нам придется перенести наше свидание (слава богу не то, которое в прошлый раз переносилось из-за славы), и я не знала, как правильно реагировать, поэтому просто написала, что все в порядке, если не получится. я ведь и правда понимаю: работа и обязательства перед другими людьми не могут исчезнуть по мановению пальца, особенно когда эта работа кормит и позволяет жить в комфорте в хорошей просторной квартире в центре москвы, ездить на крутой тачке и отдыхать там, где хочется, а не где получается. я надеялась, что у тебя получится освободить один вечер для нас, но готова была ждать столько, сколько придется, если бы не вышло. ну, всякое ведь бывает, верно? телефон молчал долго. я не откладывала свои записи. не отменяла лазер, не отменяла маникюр, педикюр и брови. все равно мне стоило сходить в салон итак, по расписанию, но было бы жутко удобно уложиться сегодня во все это и вечер встретить с тобой, в самой приятной для меня компании. поэтому, когда ты набрал и сказал, что все в силе, я не сдержала радостного визга прямо в трубку, и дело не в крутом ресторане, в котором я еще не была, и не в том, что мы покатаемся по ночной москве после до глубокой ночи, и не в том, что ты встретишь меня с очередным букетом цветов, а в том, что я тебя, наконец, увижу. поэтому нет ничего удивительного в том, что я не сдерживаюсь, и нет ничего удивительного в том, что не сдерживаешься ты. двери блокируются, двигатель тачки тихо и уверенно урчит, заведенный, и я слышу щелканье включенных авариек, потому что ты припарковался там, где было удобно, а не там, где положено (к счастью во дворе жилого комплекса, в котором я теперь обитаю, с парковочными местами нет такой проблемы, как раньше, но сегодня ты видимо реально решил не тратить время на выбор остановки), и нам бы хорошему выехать из-под шлагбаума и двинуть в путь, чтобы не опоздать ко времени брони, но я не могу, правда не могу остановиться. губы у тебя влажные, будто ты их безостановочно облизывал, пока меня ждал, щеки привычно колючие из-за светлой щетины, дыхание такое же сбившееся, как и у меня. я чувствую твои руки. одну на затылке, другую на бедре, поверх ткани нового платья. мои ладони тоже не без дела: одна на колене, вторая на плече. целоваться так, сидя боком, жутко неудобно, но мне плевать, мне так плевать, потому что я так давно хотела это сделать, потому что я буквально грезила об этом каждый гребанный вечер без тебя. ты кусаешь, цепляешь мою нижнюю губу, и я тихо шиплю, опоминаюсь и отрываюсь от твоего рта. я не позволю нам испортить мой макияж, по крайней мере, не сейчас. на твоих губах отпечаталась моя помада, и я провожу аккуратно пальцем, утирая ее остатки вокруг контура, а ты облизываешься вновь, и кончик твоего языка задевает мягкую подушечку, и я, просто, — ты специально? — потому что ничего сексуальнее этого произойти просто как будто не могло. ты смеешься тихо, расслабляешься будто окончательно, но хватка на моем бедре крепчает, и я хлопаю тебя по руке осторожно, — не помни мое платье раньше времени, — нет смысла смущаться чего-то или недоговаривать: мы оба знаем, чем сегодня все закончится, и в лучшем случае это платье окажется на полу в моей или твоей спальне, а не где-нибудь еще, где его придется искать с утра. ты улыбаешься еще шире, хмыкаешь, но руку все же убираешь, и я усаживаюсь нормально, — привет, — здороваюсь, потому что об этом мы как-то оба забыли, и поправляю короткий подол и спереди, и сзади, под задницей, чтобы ничего не помять. ты ждешь, пока я пристегнусь, а потом плавно выруливаешь от тротуара, убавляя громкость радио. слушать музыку не хочется: я уверена, нам обоим есть что друг другу рассказать, и я начинаю первой. ты слушаешь внимательно, поддакиваешь, задаешь вопросы, интересуешься, поддерживаешь диалог, как обычно, а потом мы меняемся ролями, и упоенно слушаю тебя уже я. мне нравится, как ты дословно пересказываешь ситуации, которые тебя зацепили или которые тебе понравились, как меняешь интонацию и голос, и как меняется даже твоя мимика, поэтому, когда ты начинаешь дразниться, я не сдерживаюсь и смеюсь в голос, угадывая людей, о которых ты говоришь, и параллельно ловлю себя на мысли о том, как же мне с тобой хорошо. насколько ты, на самом деле, мой человек, если так, конечно, можно сказать. рядом с тобой мне не нужно думать о том, как я выгляжу, о том, что я говорю, о том, что делаю, потому что ты не осуждаешь. для тебя я всегда красива, и не важно, что на мне одето — ультракорокое мини, какой-то балахон или спортивки; не важно, в каком состоянии мои волосы и мое лицо; не важно, есть на мне косметика или нет — ты смотришь всегда одинаково влюбленно, и это так подкупает. это заставляет верить в свою привлекательность еще больше, еще сильнее, да и в целом — планка самоуверенности поднимается все выше, и выше, и выше, и это так здорово — то, как ты не тянешь меня вниз, не пытаешься самоутвердиться на мой счет, а делаешь все для того, чтобы и я любовалась собой так же, как любуешься ты. чтобы уважала себя не меньше, чем уважаешь ты, и чтобы ценила тоже, не меньше, чем ты. хотя с последними двумя пунктами у меня благодаря моей семье проблем никогда и не возникало — даже когда слава пытался это исправить.

[indent] ресторан выглядит роскошно. много цветов на входе, много зелени внутри, много дерева, камня и стекла. все такое модное, все такое стильное, все такое антуражное: администратор встречает нас дежурной улыбкой, приглашает в зал и ведет к забронированному столику. я оглядываюсь по сторонам, не стесняясь своего любопытства, и разглядываю предельно внимательно все, что вижу вокруг: и потолки, и люстры, и стены, и перегородки между столами, чтобы никто никому не мешал и никто ни за кем не подглядывал, и окна в пол — снаружи ни черта не разобрать, но внутри, из помещения, видно, как много людей толпится вокруг, как проезжаются вдоль патриков самые крутые тачки, как прогуливаются люди — влюбленные парочки, женатые парочки, девушки, ищущие себе ухажеров на вечер, ночь или на перспективу, и парни, ищущие себе недорогое развлечение; блогеры, снимающие ролики, тиктокеры, снимающие тренды — их всех так много, и она даже не представляют, какими забавными и интересными выглядят вот так, со стороны. ты отодвигаешь мой стул и помогаешь усесться, а сам располагаешься напротив. на столе уже стоят бутылки воды, стаканы и фужеры. мне меню разглядывать смысла нет, я ничего не понимаю и не разбираюсь в замысловатых названиях, но ценники впечатляют, и я об этом говорю. тебя это, как всегда, не волнует, и это так сексуально, егор. то, что ты можешь привести меня в любое заведение москвы в любой момент и не переживать о том, как закрыть счет. но еще больше мне нравится то, что мы ходим не только в такие места. мы не брезгуем маком, мы едим в шоколаднице, мы заказываем суши из тануки и когда приспичит греем в микроволновке даже готовую еду из маркета, и это так классно, что ни один из нас не зацикливается на материальном, но принимает все то, что может ему дать другой. я бы и сама могла закрыть счет в этом ресторане, вероятно, но мне приятно, что за меня это, как обычно, сделаешь ты. я не собираюсь прибедняться и скромничать: я готова сожрать целого слона, поэтому выбираю и салат, и горячее, и десерт. мы оба знаем, что сладкое я не осилю в одиночку. мы оба знаем, что доедать его будешь ты, поэтому ничего кроме реально съестного не выбираешь. зато выбираешь из напитков, не избегая алкогольного для меня (я обожаю апероль) и избегая для себя (безалкогольное никто не отменял). официант принимает заказ и обещает подать все по готовности в течение тридцати-сорока минут. этого времени для меня достаточно, чтобы насладиться твоей компанией вдоволь, чтобы наблюдать за тобой, чтобы рассматривать влюбленно, пока ты рассказываешь о своих друзьях. о том, что у артура появилась девушка, о том, что тема хочет сделать предложение даше, но пока не знает, как, о том, что макс опять умотал в какие-то горы ловить дзен, о том, что оттуда он наверняка вернутся с очередной девчонкой, из-за которой новый дзен ему придется ловить уже через месяц или полтора, ведь по-другому он не умеет, и я улыбаюсь, глупо хихикаю, а сама думаю только о том, какой ты красивый. какой очаровательный. как тебе идут отросшие волосы и эта серьга в ноздре — я от нее с ума схожу всегда, когда вижу. о том, что черный тебе безумно идет и невероятно контрастирует с твоими голубыми глазами. о том, что в этом пиджаке твои плечи кажутся еще шире. о том, что от тебя нереально вкусно пахнет, о том, что серебряные кольца на пальцах классно смотрятся. о том, как мне повезло, что ты посмотрел на меня по-новому раньше, чем я на тебя, и что ты запал по-настоящему, а не воспринимал меня как возможную короткую интрижку. я еще не успела даже ничего выпить, но твоя компания меня пьянит, и я чувствую себя такой счастливой наконец, после этих недель в разлуке. ты смотришь на меня, спрашиваешь, все ли в порядке и почему я молчу, а я думаю только о том, что так сильно хочу тебя поцеловать. и, справедливости ради, не только поцеловать, потому что я истосковалась не только по твоей улыбке, по твоему голосу и твоему лицу. я истосковалась еще и по твоему телу и по нашей близости. мой локоть съезжает вдоль скатерти в сторону, задевает салфетку с приборами и те, не встречая преграды, летят вниз. звона нет: ткань съедает звук, и ты порываешься было встать, чтобы поднять, но я не позволяю. — я сама, все в порядке, — ты киваешь, а я медленно спускаюсь вниз. моя внимательно сыграла мне на руку. белоснежная скатерть настолько длинная, что свисает до начищенного до блеска деревянного пола. круглый стол скрывает все, что под ним находится, не выдает и так удачно прячет, и я пользуюсь этим, когда по-шпионски лезу дальше. ты зовешь меня по имени, не понимаешь, что происходит, вновь собираешься встать, но я успеваю уменьшить расстояние между нами и оказаться между твоих ног, чтобы с силой надавить на твои колени и не позволить подняться. ты ерзаешь. твоя рука опускается вниз, ты дергаешь белую плотную ткань и заглядываешь вниз, туда, где сижу я. ты зовешь меня по имени еще раз, и твой голос звучит удивленно, не понимающие, и брови так мило сведены на переносице — я улыбаюсь и поглаживаю сквозь штанину предельно осторожно, — все в порядке, зайчонок, — повторяюсь, улыбаюсь, — если ты не хочешь, чтобы все здесь узнали, что под столом кто-то сидит, сядь нормально и отпусти уже эту скатерть, — я стараюсь говорить максимально тихо, но тебя не устраивает это, ты не любишь не понимать, что происходит, тебе не нравится не владеть ситуацией, а мне сейчас не нравится только твое излишнее любопытство, — пожалуйста, егор. просто доверься мне, ладно? — проходит секунда, две, три, и ты, наконец, киваешь. не так уверенно, как мог бы, но выпрямляешься, откидываешься на спинку своего стула, выпускаешь ткань из рук, и я расслабленно выдыхаю. лично для меня самое сложное позади, для тебя все только начинается. я ерзаю, усаживаюсь поудобнее, насколько позволяет сковывающее движение платье, и обращаю все свое внимание на тебя. на вскидку у меня есть около тридцати минут, и это больше, чем достаточно для задуманного. я еще успею вылезти обратно и даже помыть руки, прежде чем официант принесет наш заказ.

[indent] мои ладони на твоих коленях движутся вверх, к бедрам, и ты вмиг напрягаешься. я чувствую это, улыбаюсь, но не останавливаюсь. наглаживаю сквозь плотную брючную ткань, наклоняюсь ниже, благо место позволяет, и не медлю. не зная сомнений и стыда, мои пальцы поднимаются дальше и останавливаются только в области паха. мне кажется я слышу, как ты сглатываешь, как чертыхаешься, но все еще не собираешься меня останавливать, и это меня устраивает. левая рука продолжает массировать бедро, пальцы правой накрывают пах. я оглаживаю его ласково, безостановочно, полюбовно. сжимаю, надавливаю, провожу ноготками, очерчиваю; твое дыхание замедляется, ты вмиг собираешься, а потом расслабляешься; я ощущаю под рукой шевеление, чувствую, как ты возбуждаешься, и нет ничего удивительного в том, что тебе нужно так мало: мы давно не виделись, давно не спали вместе и давно не занимались сексом. все, что у тебя было — дрочка, и если у тебя итак никогда не было проблем с эрекцией, то сейчас тем более, когда я до тебя дорвалась. я продолжаю ласкать тебя сквозь ткань до тех пор, пока не замечаю, как ширинка натягивается, как очертания становятся слишком заметным под складками темной одежды, как ты начинаешь ерзать и сползаешь ниже по сиденью и как разводишь ноги шире. я улыбаюсь, облизываюсь предвкушающе и думаю о том, что скоро помады не останется совсем, но даже не из-за еды. сначала из-за моих губ на твоих губах, а теперь — из-за моих губ на твоем члене. я тяну руки выше. расстегиваю ремень, пуговицу и ширинку, вытаскиваю заправленную футболку из-под пояса, стаскиваю штаны чуть ниже, а следом за ними и белье. пальцами левой руки поддерживаю у основания, указательным правой — обвожу головку, задевая ноготком щелочку. ровный, прямой, не загибающийся влево, вправо или вниз, он выглядит так аппетитно, что я уверена: мне хватило бы только этого для ужина, и я бы легко обошлась и без салата, и без горячего, и без десерта сегодня. опоясывающие ствол вены будто пульсируют под касаниями, когда я провожу сверху вниз на пробу и возвращаюсь обратно. крохотная капля естественной смазки тем же указательным пальцем размазывается по головке, и я слышу, как ты выдыхаешь сквозь зубы, а может мне только кажется? я не собираюсь заставлять тебя долго ждать, не тогда, когда в моем рту скопилось так много слюны, а между ног — так много зудящего желания. еще чуть-чуть — и трусики станут мокрыми, но это меньше из неудобств. я подползаю ближе, чтобы насадиться ртом. обхватить головку на пробу губами, обвести ее языком, открывая рот шире, толкнуть за щеку, туда, где тепло, мягко, влажно — ты тут же дергаешься, пытаясь войти глубже, но я не позволяю. я прячу волосы за уши, чтобы не мешались и не лезли в рот, отодвигаюсь, чтобы сделать вдох, и насаживаюсь вновь. не сказать, что я фанатка отсосов: в прошлых своих отношениях я редко делала это вот так, потому что сама хотела, и обычно делала в знак благодарности, ну, или в качестве предварительных ласк, но с тобой все иначе, с тобой мне хочется доставить тебе максимальное удовольствие, а минет — лишь одна из возможностей. я старательно беру глубже, пускаю в глотку, расслабляя горло и помогая себе рукой. в уголках глаз собираются слезы, и я благодарна самой себе за то, что использовала только водостойкую косметику. я двигаю головой неторопливо, вверх-вниз, вперед-назад, и чувствую, как надуваются щеки, как прижимается к стволу язык, как тебя вмиг становится так много, и я дурею с этого. я позволяю себе выпустить тебя изо рта полностью и замечаю остатки помады на коже. выглядит грязно, выглядит сексуально — поддерживая член кольцом из пальцев, я слизываю их, провожу языком широко, мокро, жадно; твои ноги напрягаются еще сильнее, ты будто перестаешь дышать, но и я тоже. внутри горячо, внутри все пылает от желания, от старательности молчать и не выдавать нас стонами. уверена, ты тоже держишься с трудом, и это мотивирует меня действовать дальше. сосать упоенно, с наслаждением, без остановки; сосать старательно, голодно и жадно, не выпускать изо рта, использовать пальцы, не забывать про яйца, про твой оголенный пах, про твои бедра. я хочу сделать тебе максимально хорошо, и одна только эта мысль заставляет меня ускориться. я мычу, шиплю, тихо выстанываю, вибрируя горлом, и от этих вибраций ты дрожишь еще сильнее. я не знаю, сколько прошло времени и на сколько нас обоих хватает, я чувствую, как между ног не просто влажно, но уже и липко, и это заставляет меня приподняться, чтобы задрать подол юбки и за тонкие лямки стянуть белье вниз по бедрам. накатившее облегчение заставляет забыть о необходимости быть тихой и я стону вновь, но теперь — чуть громче, и этот звук волной проходит от основания к головке, и тогда ты замираешь, а я с готовностью делаю глубокий вдох, раскрываю рот шире и не собираюсь отодвигаться. секунда, две, три — и ты сдаешься. бледная, вязкая жидкость оседает на языке, на небе, в глотке, когда я глотаю, не задумываясь об этом, когда выдаиваю тебя до полного опустошения, потому что мы не дома, потому что здесь тебе придется одеться вновь и сидеть до конца вечера, а еще потому что мне вкусно; а еще потому что под руками нет салфеток или полотенца. я делаю еще несколько поступательных движений головой, провожу языком еще раз, облизываюсь. член не успевает упасть до конца, он все еще призывно пульсирует, но уже — предельное чувствительный. я заправляю его в белье, подтягиваю штаны, вжикаю молнией и застегиваю пуговкой. твоя ладонь опускается ниже, касается щеки, опухших губ, и я обхватываю ими большой палец, кусаю коротко, осторожно, игриво, а потом выпускаю изо рта. мои руки на твоих бедрах, и я пользуюсь секундной заминкой, чтобы затолкать в карман брюк свои трусики — будешь думать об этом остаток вечер? — а потом, наконец, вылезаю из-под стола и усаживаюсь на свое место. я улыбаюсь тебе, пытаюсь выровнять дыхание, облизываю губы — во рту все еще твой вкус, и мне это нравится, но привести себя в порядок не помешало бы, и поэтому, выудив из сумки салфетки, карандаш и помаду, я встаю из-за стола. — не теряй, зайчонок. скоро буду, — я подмигиваю тебе, довольная собой, а ты провожаешь меня взглядом, тем самым взглядом, о котором я тебе говорила, помнишь? тем, что пробирает до самой души.