в каждой паре глаз одиноких людей я искал тебя [давид х марлена]
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться22024-10-13 17:34:04
[indent] его широкоплечую фигуру я замечаю практически сразу, но только потому, что каждый в периметре этих квадратных метров вдруг успокаивается и отвлекается от ленивых разговоров, чашек с кофе или крепким чаем или сигарет: от обилия запахов меня уже второй день не оставляет в покое головная боль, но это сейчас - меньшее из бед, поскольку главной целью все еще стоит потребность выбраться из узкой клетки поскорее и оказаться дома, чтобы принять душ и забыть эти сутки как самый страшный сон. я подрываюсь с холодной металлической скамьи слишком резво: женщина, сидящая в темном из углов, недовольно цокает, закрывает морщинистое сухое лицо ладонями и отворачивается в сторону, будто разбуженная моей резвостью, но сейчас мне плевать на нее, точно так же, как плевать и на офицеров, затащивших меня за решетку практически силой: я сопротивлялась до последнего, не понимая, в чем дело и за что со мной обращаются так грубо: в этом месте я не первый раз, поскольку являюсь не самым законопослушным гражданином и порой выбрасываю что-нибудь эдакое, но такого грубого отношения со стороны представителей власти еще не было. ни разговоров, ни вопросов, ни попыток успокоить или, наоборот, расшевелить; ни шуток, ни насмешек, только тотальное игнорирование и угрозы накрутить такой срок, что я не увижу солнца и света белого больше никогда. поначалу мне хотелось спорить и язвить, защищая себя и пряча за гримасой ехидства нешуточный страх, но потом, когда практически сразу стало ясно, что все эти слова не пустой треп, паясничать перехотелось моментально. все, чего я хотела - увидеть его. поговорить с ним. объяснить все, потому что знала: в этом гребанному аду поверить мне сможет только он. а если и не поверит, так хотя бы выслушает. парнишка в форме, которая не идет его смазливому личику совершенно, вскакивает с наверняка удобного кресла моментально. протягивает ему папку с собранным досье и вышагивает из-за стола, но остается без внимания, как и любой другой, потому что он смотрит только на меня, а я, вцепившись замерзшими и дрожащими пальцами в прутья своей клетки, только на него. моя надежда, почти истлевшая, почти погибшая - я ведь не верила до конца, что тебе сообщат о моем желании поговорить - разгорается настоящим диким пламенем в груди. я поджимаю сухие губы, переступаю с ноги на ногу, прижимаюсь к прутьям еще ближе, вжимаюсь в них практически и выгляжу в шелковых пижамных штанах и такой же рубашке, вероятно, предельно жалко. в домашних тапках ноги успели окоченеть полностью от царившей вокруг сырости, волосы кажутся жирными и липкими, потому что вчера вечером я поленилась их мыть, а к сегодняшнему вечеру все стало только хуже, и спасает зажим, сдерживающий кучерявые пряди на затылке слишком туго, как будто так и положено. - в допросную ее. и чего-нибудь съестного туда. сэндвич, салат и какой-нибудь сладкий кофе. в темпе, - он не останавливается, не обращается к кому-то конкретно и на меня не смотрит уже тоже; прячет руки в карманах просторных джинс, обходит ряд столов и скрывается в сквозном, вероятно, проходе. я не знаю, что там, я там не была ни разу, но предполагаю, что та самая допросная. паренек с папкой в руке откладывает ее на стол, подхватывает связку ключей и торопливо отпирает дверь. я не собираюсь ждать какого-то предложения и уже было собираюсь выйти из своего заточения, чтобы проследовать за ним, но офицер, слишком верящий в свою власть и в свои права, хватает под локоть, сжимает предплечье с силой - явно намеренно - и толкает впереди себя. так, словно я преступница. так, словно я совершила что-то такое, за что нельзя прощать. так, словно перешла все мыслимые и немыслимые черты, и это не столько угнетает, сколько злит: после упоминания салата и сэндвича голод дал о себе знать. я не видела ничего съедобного со вчерашнего дня: успеха пообедать с подружкой в небольшой кафешке только низкокалорийным десертом, и ни до чего полноценного так и не добралась. поэтому, наверное, сейчас даже один несчастный огурец показался бы мне пищей богов и лучшим продуктом в мире. есть хочется безумно. пить - тоже. но еще больше - попытаться, наконец, обелить свою честь и вырваться отсюда на свободу. в чистоту и покой. паренек открывает ключ-картой металлическую тяжелую дверь и помогает сесть на стул (я бы справилась и без него, но он, видимо, хочет выслужиться; у него не получается - и я понимаю это по тому, как он смотрит на него. ни грамма одобрения, ни грамма понимания, ни грамма поддержки. только сухое, скрипящее практически: - дальше я справлюсь сам. оставь ключи и выключи камеры. офицер хмыкает. потом тупо усмехается, кривит тонкие губы, оголяя кривые зубы, и явно думает о чем-то другом. вероятно, мерзком. возможно, незаконном, но он все же кивает и уходит. спустя пару мгновений красные огоньки датчиков гаснут, и он поворачивается ко мне. пытается устроиться на неудобном стуле поудобнее, разводит длинные ноги шире, опускает локти на стол и запускает пятерню в уложенные русые волосы. он молчит, и я молчу тоже. кусаю губы, прячу ладони между сведенных бедер, не свожу с него пристального взгляда и позволяю себе немного расслабиться. позволяю себе побыть уязвимой хотя бы чуть-чуть, потому что мне кажется, что ему я точно могу доверять.
[indent] - расскажи мне все. иначе я не смогу ничего сделать. ты уже воспользовалась правом звонка? у тебя есть адвокат? - его голос звучит спокойно. тембр приятный. и есть в нем что-то такое, что заставляет открыться. я робко киваю, придвигаю стул поближе и поднимаю руки, чтобы положить их на стол. пальцы немного дрожат от волнения и не отступающего страха. он не собирается пугать. он не собирается угрожать. он - леон - и правда хочет во всем разобраться, чтобы помочь мне, и я должна сказать все, что он хочет услышать. я прочищаю горло, пересохшее от долгого молчания, отвожу взгляд только на мгновение, чтобы рассмотреть коротко свое отражение в зеркальной стене напротив и ужаснуться собственному виду: как будто я не сутки провела вне дома, а как минимум неделю. - я никакого отношения не имею к наркотиками. я никогда не употребляла и не пробовала. даже травку, клянусь. и у меня нет друзей, которые баловались бы этим дерьмом. и в моей квартире тоже ничего нет, ты можешь проверить, можешь вывернуть каждый ящик, но ты ничего не найдешь, леон, честное слово, я - я не замечаю, как его ладонь накрывает мою руку; не замечаю, как останавливаюсь в своем торопливом монологе, как захлебываюсь в словах, как пытаюсь оправдать себя, доказать, что я не виновата, что выдвинутые мне обвинения беспочвенны, что я не тот человек, за которого им нужно цепляться. теплое касание - первое не грубое за последние часов тридцать - порождает во мне то, что я сдерживала тщательно. почему-то хочется расплакаться. и умыться. и расплакаться еще раз, возможно. хочется стереть с себя запах клетки, замазать алеющие следы наручников на запястьях, хочется лечь спать в свою постель и проснуться спокойной, так, словно все это - только страшный сон, оставшийся в каком-то иллюзорном, ненастоящем мире, но касание, слишком живое, слишком участливое, дает понять: все более, чем просто реально. я открываю было рот, чтобы продолжить, но дверь за моей спиной скрипит. леон убирает свою руку, упирается взглядом в вернувшегося парнишку, который ставит перед ним кофе в пластиковом стаканчике с паром, клубящемся над крышкой, и двумя контейнерами. все это тут же пододвигается ко мне и я, не стесняясь присутствия чужих людей, набрасываюсь на еду так, будто не ела год. горячий хлеб, нежный соус, слабосоленая рыба, свежие листья салата и овощи; томаты черри и сладкий перчик с рукколой в другом, а еще капучино с кленовым сиропом вызывают взрыв вкусовых рецепторов. леон не торопит. дает мне время перекусить, отвлекается на свой телефон, время от времени вибрирующий, и я предполагаю, что он с кем-то чатится. вероятно, со своей невестой. я съедаю все очень быстро. и мне, определенно, хотелось бы добавки. хотя бы кофе. но я не в том положении, чтобы просить что-то еще. поэтому, сложив один контейнер в другой и опустошив стакан, я решаю продолжить, и рассказываю ему обо всем. о том, что познакомилась с тьерри в инстаграме; о том, что мы переписывались пару дней так, ни на что не намекая и ничего не предлагая, а потом решили встретиться, потому что он показался симпатичным мне, а я, судя по его сообщениям, понравилась ему, но первостепенное очарование им начало слетать, как налет, когда мы созвонились в первый раз. он говорил только о себе. постоянно перескакивал с темы на тему. настаивал на возможности увидеться и мои причины для отказов казались ему несерьезными. он настаивал, я не была в отношениях - на этих словах леон выгибает брови, поджимает губы, точно пытается скрыть непрошенную улыбку, а потом вновь возвращает себе самообладание - и решила дать ему шанс. мы встретились в тот же вечер, когда мы с тобой сильно повздорили. ты собирался в очередной раз взять меня с собой на семейные посиделки, а я отказывалась наотрез, потому что не понимала, для чего это все. мы не говорили о том, что между нами происходит. не обсуждали чувства (я не сомневалась в наличии их у меня, но сомневалась в их наличии у тебя, ведь ты никогда даже не намекал на то, что ты серьезен), не строили планы на самое ближайшее будущее. мы пересекались в клубах, в ресторанах, в барах - никогда у тебя или у меня дома, но зато я бывала в доме твоих родственников чаще, чем где-либо еще, и была знакома, судя по всему, со всеми. я узнала леона и его невесту - твою сестру - луизу; узнала марка - твоего старшего брата - и эзру, его, вроде как, девушку, узнала тиану - только заочно, поскольку мы не пересекались лично, и я узнала много чего обо всех них, но даже они не понимали, что происходит, почему ты таскаешься со мной, а, самое главное, кто я для тебя. и я устала от этой неопределенности. устала от незнания и решила, наверное, спровоцировать тебя? подтолкнуть к решимости? заставить сделать хоть что-то? мой опыт отношений не настолько богат, но я привыкла к тому, что первый шаг обычно делают мужчины, а не женщины, и поэтому я ждала от тебя чего-то все время. ждала даже тогда, когда отказалась ехать к твоей семье. когда сказала, что собираюсь пойти на свидание, потому что меня пригласили в ресторан, и где-то в глубине души я надеялась, что ты не позволишь. что ты возмутишься, возможно, и заставишь меня передумать, но все, что ты смог - только подвезти меня. оставить у дверей и свалить в закат. ты не сказал больше ни слова, разве что пожелал отличного вечера, и на этом все. ни сообщений, ни звонков, ни встреч. словно тебя никогда не было в моей жизни. а я весь вечер только и думала о том, как бы побыстрее свалить. тьерри не нравился мне совсем. интерес к нему пропал быстро, и он, к сожалению, был всего лишь способом для достижения недостижимой цели. еще противнее он стал тогда, когда заговорил о наркотиках. когда предложил попробовать экстази, чтобы расслабиться. когда рассказал, как обожает заниматься сексом под кайфом - словно это то, о чем вообще стоит говорить людям. словно это то, о чем стоит упоминать на первом свидании. по глупости я позволила ему проводить меня до дома, но потом сразу же заблочила его везде. он пытался писать моим подружкам, пытался выловить в тех местах, в которых я обычно появлялась, а однажды заявился под окна и терроризировал соседей своими мольбами спуститься. я вышла. чтобы поставить точку, в гребанной пижаме, с собранными волосами, в домашних тапках. я вышла, готовая послать его куда подальше. вышла, чтобы популярно объяснить ему то, что он с первого раза не понял, но внизу меня ждал не только он, но и полиция, а затем - изолятор. первой мыслью было набрать тебя. я не знала твой номер наизусть, и телефона с собой тоже не было, но это не казалось помехой, а потом... потом я решила, что оно того не стоит. что я не стану тебя о чем-то просить. все ведь кончено, правда? ты не обязан мне помогать. и я сомневаюсь, что станешь.
[indent] леон не перебивает. он слушает внимательно, но время от времени возвращается к телефону. это не смущает, скорее даже помогает: так он хотя бы не выдерживает зрительный контакт. взгляд у него тяжелый. наверное, он всегда выглядит так на службе. я замолкаю. упоминаю не все, разумеется: ему не стоит знать то, что касается личной жизни и то, что происходит между нами; он итак, кажется, в шоке от много - от того, что первое время считал нас родней, от того, что застукал целующимися на заднем дворе, все еще думая, что мы родственники, от того, что узнал, наконец, что нас не связывают кровные узы и от того, каким ты бываешь порой..... прилипчивым. - скажу честно. я не смогу просто сделать вид, будто тебя здесь не было. тебя задержали, а это значит, что хотя бы косвенно, но ты пойдешь по этому делу. если повезет - в качестве свидетеля. я сделаю все, что будет в моих силах, но я не адвокат. и защищать твои интересы у меня не получится, - он говорит спокойно. встает со стула, убирает телефон в задний карман и сам избавляется от пустых контейнеров и пластикового, уже холодного, стакана. я встаю тоже. понимаю, что мне придется вернуться за решетку, придется сидеть там дальше, пока он что-нибудь не придумает, придется и дальше наслаждаться сомнительной компанией женщины, пристроенной ко мне, и от этого внутренности сводит тугим узлом. не так я представляла свою жизнь. не об этом мечтала, когда собиралась избавиться от назойливого поклонника. я сжимаю ладони в замок, прижимаю их к животу, под самой грудью, как делала в детстве, когда шла в родительскую спальню, напуганная ночным кошмаром, только теперь кошмар - не сон, а самая настоящая реальность; леон открывает дверь и пропускает меня вперед. я шагаю неуверенно, шаркаю подошвой мягких тапочек по гранитному полу, оглядываюсь на него время от времени, но когда он придерживает мой локоть - не так грубо, как его офицер - и направляет в противоположную от клетки сторону, я немного напрягаюсь. не знаю, чего ожидать, и это незнание смущает меня еще сильнее. но не сильнее, чем то, что я вижу, когда мы добираемся до его кабинета. потому что около двери стоишь ты. не сразу замечаешь нас, и у меня есть возможность тебя рассмотреть. твои волосы аккуратно уложены, пиджак идеально сидит по плечам, как и штаны по талии, а белая рубашка расстегнута даже не на три, а на все четыре или даже пять пуговиц. ты разговариваешь по телефону с кем-то, говоришь на итальянском, и я предполагаю, что это сестра или кто-то из родных. леон не торопит. он все так же стоит позади меня, и у меня нет возможности трусливо сбежать. нет шанса сделать шаг назад, потому что тогда я упрусь в его грудь. и я выбираю другую тактику. расправляю плечи шире, опускаю руки, но пальцы сжимаю в кулаки, потому что они все еще дрожат, потому что тремор никак не отпустит. гулко сглатываю и вытягиваюсь, как струна. ты отворачиваешься в противоположную сторону, потому поворачиваешься к нам. и замираешь. тоже как изваяние. прощаешься отрывисто и обрываешь звонок. - думаю, твой дядя поможет тебе лучше, чем я, - леон откровенно веселится; шутит, пытается разрядить обстановку, но он не знает, что так просто это сделать у него не получится. ты тоже не смеешься. дергаешь уголком губы в усмешке, смотришь на меня пристально. я бы хотела знать, о чем ты думаешь. хотела бы знать, что написал тебе леон. о чем попросил или что пообещал, чтобы ты приехал. почему-то не верится, что ему достаточно было просто маякнуть о том, что у меня неприятности ради того, чтобы ты бросил все дела и примчался практически сразу. скорее всего это рефлекс. самозащита. ведь на самом деле я рада тебя видеть. безумно рада. я понимаю, что если бы не показывала характер, если бы не воротила нос, если бы не поперлась на свидание с этим тьерри - ничего бы не было. и между нами тоже ничего бы не было: ты все так же таскал бы меня на выходных к твоей родне, а я бы чувствовала себя в их окружении супер неловко; ты бы сжимал мое бедро под столом, заставляя прижиматься к твоему плечу ближе и целовать тебя в щеку или шею, давая понять: не только тебе позволено делать все, что ты хочешь. мы бы занимались сексом - навряд ли это можно назвать любовью, когда никто не говорит о чувствах, да? когда ни разу не прозвучало хотя бы гребанное «ты мне нравишься» - в твоей дорогущей тачке, в вип-комнатке какого-то ночного клуба, в отеле или туалетной кабинке ресторана. это жалко. это низко, но так... так я хоты бы была в безопасности? потому что ты не позволил бы мне вляпаться в какое-нибудь дерьмо.
[indent] ты открываешь дверь с пассажирской стороны, и я послушно усаживаюсь. на улице практически стемнело. за эти пятнадцать минут, что мы находились в отделении леона, ничего не изменилось. вы поговорили наедине, а потом ты вышел и велел идти за тобой. я так хотела уйти оттуда поскорее, что не спорила. твоя машина была спасительным маяком на пустой рабочей парковке. ты заставляешь немного подождать: обходишь машину, достаешь сигареты и затягиваешься. выкуриваешь одну быстро, но со смаком; не смотришь в мою сторону, а я слежу исподлобья, наблюдаю пристально, словно хочу выцепить какой-то знак. ты тушишь бычок и отправляешь его в урну, а потом садишься за руль. заводишь двигатель. все еще молча. все еще игнорируя меня, и от этого должно быть легче. я не знаю, о чем нам еще говорить. не знаю, что нам обсуждать, ведь все уже было сказано, правда? ты не включаешь даже музыку. и я не включаю тоже. мы выезжаем со стоянки и ты набираешь скорость; не медлишь, и я благодарна тебе за это. хочется домой. очень сильно хочется домой, и когда я замечаю практически родную высотку, дышать как будто становится проще. я не замечаю, сколько проходит времени. так уж вышло, что последние произошедшие со мной события вычеркнули возможность следить за минутами и часами. ты, наконец, сбрасываешь скорость. тормозишь и останавливаешься у обочины. я хватаюсь за дверную ручку обеими руками, будто не смогу открыть ее одной, и поворачиваюсь к тебе в пол-оборота, чтобы хотя бы поблагодарить. - я не просила леона тебе писать. я не хотела тебя беспокоить. но спасибо за помощь, - я проговариваю это на одном дыхании; в полумраке автомобильного салона тебя практически не видно, но свет от приборной панели и электроники бросает замысловатые тени, очерчивает контур красивого носа и чувственных губ; острого кадыка и покатых ровных плеч. ты выглядишь безумно привлекательно сейчас, в этом костюме, как олицетворение слова соблазн. соблазн, который мне недоступен, и поэтому я коротко киваю, как будто подбадриваю саму себя. отворачиваюсь, чтобы выйти из машины, но слышу щелканье замков - и дверь не поддается. ни с первого раза, ни со второго. - давид? - я зову тихо, полушепотом, ведь повышать голос в этой тишине нет смысла, - давид, открой дверь, - прошу настороженно. я не боюсь тебя - никогда не боялась и навряд ли буду, но мне хочется уйти. хочется выбраться поскорее на свежий воздух, а потом подняться наверх, чтобы снять одежду и юркнуть в душ, а потом в домашнюю уютную постель. мысли о том, что одной заботой - подыскать новое жилье, ведь мой адрес знаком тьерри - стало больше, пока напрягают даже не так сильно, но я знаю, понимаю, что к ним мне тоже придется вернуться. но пока - пока - я хочу в спокойствие. безопасность. в защищенность. мне хочется заботы. убежденности и веры в то, что все будет хорошо.
Поделиться32024-10-14 19:14:58
я постигаю грани что залиты снов красками густо
( слой снимаю я за слоем )
это любовь ;; это искусство.
[indent] как думаешь - путаются ли пауки в своих сетях? заплетаются ли тонкими ножками в своих собственных субтильных атласных лентах, из которых так умело плетут лабиринты? дергаются ли от безысходности до изнеможения, а потом замирают, принимая что тесьма вокруг лодыжки завязалась в крепкий узелок, превратившись в плотную петлю на шее - еще одно лишнее движение и затянется крепче: хищник превращается в жертву своего собственного бездушия. вихляя круги и загоняя в них свои собственные слабости, очевидно, в конечном итоге, в самой середине окажешься ты: без путей отхода, в нужде взглянуть правде в глаза, в собственное отражение всмотреться и принять искомые постулаты, которые клубились в солнечном сплетении в постоянном отрицании. очередная скуренная сигарета то ли горечью на языке мазнет, то ли удавкой по гортани - со временем начинаешь получать удовольствие даже от такого; очередная ночь проведенная с той, чье имя даже не запомнит - как трусливая попытка избежать одиночество; очередная - неудачная, - шутка, брошенная второпях вместе с яркой улыбкой - как тщетное и жалкое желание убедить (себя - в первую очередь) в том, что все в порядке. в политике проявления чувств: аполитичен до нездоровой крайности, потому что боюсь копаться в том, что может задеть, причинить дискомфорт; боюсь потянуть за ту леску, которая выбьет почву из под лап паука и он погрязнет в собственной ловушке сам. и это так жалко, так ведь? потому что мне хотелось другого; потому что где-то на деснах свербела досада, а под языком колола недосягаемая вина - я не знаю перед кем и почему я ее ощущал, но она была: вина перед собой за неоправданные ожидания; вина перед всеми вокруг, что не сумел достичь ебучих звезд - остался копошиться в чертовой земле и день за днем плести одни и те же паутинки, потому что мне всегда казалось, что больше ничего я не могу. не отрастить крылья, не изменить чертову сущность, не задохнуться в эмоциях. знаешь, мне всегда казалось что я даже любить правильно не умею: будто бы самые тривиальные вещи, заложенные в подкорку на уровне базовых инстинктов - даются все равно с трудом. словно внутри что-то сбоит, ломается постоянно, трещит громким гулом, не позволяя мне функционировать складно: всматриваясь в отражение уставших глаз по утрам, мне кажется что в этом чертовом теле нет места для комплексов - но я был из них соткан; из них и состояла та блядская паутина, которая обволакивала каждый уголок моего нутра. первая татуировка над тазобедренными суставами, чтобы предки не спалили; а потом их становилось все больше и больше, словно я испытывал собственный болевой порог; словно зарисовывал свои недостатки, которые сам же выдумывал. отшучиваться когда кто-то спрашивал о планах на будущее - лу поступила в престижный парижский университет; марка заметили на последних картинговых соревнованиях и пригласили обсудить возможность присоединиться к команде; все мои достижения меркли - потому что даже достижениями их нельзя было назвать, знаешь? пока моя сестра собирала вещи и покидала монако, а мой брат проводил сутки напролет на очередной трассе где-то в италии или бельгии, я выкуривал очередную сигарету на заднем дворе старшей школы, откровенно злясь на самого себя. до самобичевания, до изнеможения, до ебанной усталости опечатанной в мешках под глазами. я чувствовал уязвимость рядом с ними: словно я ребенок, оставленный где-то на задворках, потому что остальные поспешили достичь хоть чего-то и от этого было тошно, веришь? мне казалось что одиночество дрожью пробегает по коже и я хотел от него избавиться, спрятаться, зарыться: а потом я понял что не хочу чтобы кто-то видел мои болевые точки. ведь тогда задеть будет легче. думаю, именно поэтому я и выбрал юрфак: подвешенный язык и стремление выделиться за счет проебов других - идеальное полотно, которое я запятнаю своими блеклыми амбициями. и наверное, это даже жалко: признаваться самому себе в том, что я никогда и ни к кому не испытывал то, что заставляешь меня ощущать ты, марлена. неизвестная мне слабость, которая иглой под кожу, в кровь и по капиллярам; привязанность такая, словно я псина на привязи и когда ты уходишь - поводок тащится по полу следом за мной; настолько крепкое влечение, что слепну, перестаю испытывать хоть какое-то желание к любой другой, потому что каждая моя мысль центрируется исключительно вокруг тебя одной. я ни к кому не тянулся так, как к тебе; я никого не желал так, как тебя; я ни с кем не чувствовал себя настолько живым, как с тобой. проблема лишь в том, что ты этого не понимала: я не мог и сам разобраться в том, что ворошит меня изнутри и что вьет витиеватые и шипастые гнезда прямиком под ребрами. чтобы сердце мерно бьющееся улеглось, усмирилось, успокоилось; чтобы тревога затерялась в листьях; чтобы я, впервые ощутил себя, на правильном месте.
[indent] о своих настоящих чувствах я говорил только своей младшей сестре. о том, что казалось я не могу вплести в слова, я говорил уверенно на родном итальянском и она слушала, не перебивала, я слышал лишь ее дыхание в трубке телефона и каждый раз, она говорила что мне стоит об этом тебе сказать. но у меня не получалось. часть меня хотела чтобы ты все поняла сама: также как понимали и все в моем окружении. я ни одну из своих девушек не знакомил со своей семьей; я никого не таскал на семейные ужины и обеды - все прекрасно понимали что у нас все более чем серьезно. но этого не понимала ты, а мне не хватало - может мозгов, а может уверенности и храбрости, - поговорить с тобой об этом открыто. я касался демонстративно, пальцами по бедру, к внутренней стороне; я целовал твои плечи, губами обводил аккуратные и острые ключицы, я оставлял такие видимые следы моего присутствия на твоей коже - засосами, синяками на бедрах и осиной талии; даже каждый чертов секс с тобой я воспринимал моим признанием в любви к тебе: потому что меня не волновало мое удовольствие - я хотел доставить его тебе. хотел стать лучшим мужчиной в твоей жизни; хотел чтобы ты снова и снова царапины оставляла на моей спине - а они чтобы превратились в шрамы напоминающие о тебе. хотел твои стоны пропускать через себя, пробовать на вкус, хотел запах твоих волос сделать родным для себя, я хотел чтобы ты была только моей. потому что я - боже, марлена, - я принадлежал тебе всецело с той первой ночи, которую мы провели с тобой вместе. ебаные цветы заказанные тебе под дверь - пионовидные розы, потому что только они были такими же нежными как ты; попытки впечатлить тебя очередным свиданием в каком-то дорогом ресторане или ночью в каком-то новом ночном клубе, где ты обязательно будешь в слишком откровенном и коротком платье, а моя рука по-собственнически ляжет на твою талию, прижимая ближе. я правда был влюблен в тебя: в твои черные, густые и кучерявые волосы; в твой мягкий голос, который так сексуально срывался когда ты откидывала голову назад и который доводил меня до грани, когда ты шептала мое имя мне на ухо; в твои пухлые губы, в совершенные изгибы твоего тела, в твои темные глаза, в твои длинные пальцы, в то, с каким упоением ты говорила про искусство на какой-то очередной выставке клода моне и то, как ты улыбалась, когда говорила мне что-то на итальянском - репетировала по вечерам, чтобы удивить. думаешь я бы делал так много для той, с кем мне хочется просто потрахаться и разойтись? думаешь меня интересовал только секс? ты ждала слов, ждала прямого разговора, а я с трудом даже в самом себе разобраться могу и я давал нам время. зачеркни - давал время себе. обещал что мы поговорим; обещал что предложу тебе стать моей официально. обещал - а потом стало поздно? я возненавидел себя тем вечером. как никогда до этого, веришь? когда ты помотала головой, сидя на переднем сидении моей новенькой тачки и сказала что не поедешь со мной. ты поправляла подол своего платья и лишь пожала плечами, сказала что у тебя другие планы, что ты собираешься на свидание - ведь между нами нет ничего серьезного. я не знаю, была ли это просто провокация или ты правда так относилась к тому, что было между нами: я помню лишь то, как крепко сжал руль, до побелевших костяшек и боли во внутренней стороне ладоней. я злился так сильно - ведь я не расскажу тебе о том, что меня это задело. я лишь спросил куда именно ты идешь и ты ответила моментально - вероятно, хотела чтобы я остановил; а возможно, игра просто перестала быть игрой и ты действительно не видела ничего странного в этом разговоре. я завел мотор, а ты не дернулась. не сказала ничего и лишь единожды посмотрела на меня: когда привычный маршрут сменился дорогой до вшивого ресторана где тебя ждал твой дружок. и также молча ты вышла из машины, когда я припарковался, отстраненно пожелав тебе хорошо провести время. может эта ревность сожгла все костры внутри меня; а может отчаяние снова прибило солоноватыми волнами к берегам: какая к херам собачьим разница? я уехал, скинул короткое сообщение луизе что сегодня не приеду, сослался на обилие работы - на самом деле, я провел тот вечер в баре, опустошая одну бутылку за другой. к счастью, хватило мозгов и самообладания чтобы не скинуть тебе под конец вечера ебанное сообщение с одним только вопросом: как прошло твое свидание?
и я больше не писал тебе. а ты больше не звонила. жалкий финал такой же убогой истории о любви. если это, конечно, хоть когда-то было любовью.
[indent] — блядь, — я снова перечитываю сообщение леона и блокирую телефон. внутри что-то дергается паршиво, давит прямиком по груди и я резко встаю, тушу бычок о край стеклянной пепельницы и ладонями растираю кожу лица. содержимое вполне лаконично: тебя задержали, ты подозреваемая в каком-то деле по мелкой торговле наркотиками и я коротко усмехаюсь - ты не переносишь даже запах моих сигарет и я сомневаюсь, что ты пробовала хоть что-нибудь крепче вина. мне не требуется много времени для размышлений: я застегиваю ширинку на широких, классических брюках, застегиваю пуговицу и со спинки стула снимаю вначале рубашку, а потом пиджак. я практически с места подрываюсь, не тороплюсь застегивать пуговицы, пока прячу телефон в заднем кармане брюк; во внутреннем кармане пиджака - портмоне; на ходу поправляю волосы, пальцами зачесываю прядки, которые успели выбиться из утренней укладки, торопливо хватаю ключи от машины с обувной полки и покидаю дом. мне требуется совсем немного, чтобы доехать до полицейского участка: я нарушил всевозможные правила и я уверен, мне прилетит как минимум один штраф за превышение скорости, но это меня не парит совершенно. ни когда я паркуюсь не совсем удачно и моментально выскакиваю, широким шагом направляясь в сторону входа; ни когда мне поступает звонок от тианы - она пиздец как переживает о том, как все отреагируют на ее парня когда они приедут оба, только вот проблемы сестры меня парят меньше всего и я пытаюсь ей мягко это донести, используя привычный для нас язык. сердце предательски сжимается, дергается, я даже ощущаю как оно падает к ногам: ты выглядишь как котенок, брошенный на улицу. на тебе шелковая пижама, домашние тапочки, твои волосы собраны небрежно и ты выглядишь устало, изнеможенно и напугано. я даже делаю шаг вперед, я потом одергиваю себя - блять, как же мне хочется подойти, прижать тебя к себе, пообещать что все будет хорошо, что я заберу тебя отсюда; сказать что не позволю больше никому тебя тронуть и что каждый из тех, кто касался тебя своими сальными руками в этом участке - получит лично от меня по своей мерзкой морде. вместо этого я сбрасываю звонок, прячу руки в карманах и поджимаю губы, киваю леону и удаляюсь с ним в его кабинете, когда он просит тебя подождать снаружи. он спокойно реагирует на мою злость, когда я узнаю что ты тут проторчала сутки; когда я позволяю себе вольность и спрашиваю какого хера я узнаю об этом только сейчас; когда подписываю бумаги - никому не нужная формальность, - и на последок благодарю леона за то, что он был мягок с тобой, что сразу же позвал меня, что позаботился о тебе до тех пор, пока я не доеду. на самом деле, вся моя едкая обида, вся злость - они отходят на второй план, они не имеют никакого значения: ты медлишь, пальцами цепляешь рукава пижамной рубашки, чуть сутулишься и шмыгаешь носом, когда проходишь мимо охраны; когда моя рука ложится на твою поясницу, невесомо оберегая, и я подталкиваю тебя вперед, провожая до машины. ты садишься на переднее сидение, пристегиваешься, а я торможу. позволяю себе выкурить одну сигарету и отправить сестре сообщение с извинением и обещанием что я объяснюсь позже. а потом возвращаюсь в салон. и не смотрю на тебя, ровно до тех пор, пока мы не оказываемся у знакомой тебе многоэтажки. ты хочешь выйти, с трудом выталкиваешь из себя слова благодарности - просто потому что не можешь себе позволить уйти без слов, так ведь? но я не позволяю. блокирую двери и даю тебе пару минут, пока мерно барабаню пальцами по рулю. — знаешь, тебе не обязательно попадать в участок для того, чтобы мы увиделись. —я включаю аварийку и чуть приоткрываю свое окно: язвить хочется меньше всего, но это наш с тобой общий инстинкт самосохранения, так ведь? ты больше не дергаешь ручку двери, выпрямляешься на сидении и напрягаешься - ты не боишься меня потому что знаешь, я сделаю все, чтобы защитить тебя. никогда наоборот. я тянусь чуть вперед, намеренно не смотрю на тебя - не хочу смущать. из бардачка достаю очередную пачку сигарет и зубами выуживаю одну, поджигаю и затягиваюсь, я потом выдыхаю дым через приоткрытое окно. — часто ходишь на свиданки с такими парнями? — голос звучит спокойно, ровно, местами даже тихо. без упреков, без попыток задеть тебя, без цели всковырнуть что-то между нами. — если бы знал что тебе нравятся плохие парни, сказал бы что я иногда ворую сигареты у леона. — мягко улыбаюсь, а потом снова затягиваюсь, щурюсь от ярких фар приближающейся машины и отпускаю глаза. — твой дружок скрылся. но он знает где ты живешь и я не хочу... чтобы ты тут оставалась. — я поджимаю губы, облизываюсь и поворачиваюсь в твою сторону, — я знаю что ты, вероятнее всего, хочешь в душ, но я прошу тебя, марлена. поднимись, собери вещи, а потом спускайся. мы поедем ко мне. — ты реагируешь не сразу, словно ждешь объяснений - ты ведь доверяешь мне, детка. разве я способен причинить тебе хоть какой-то вред? — я думаю нам стоит поговорить. но тебе вначале нужно прийти в себя. сделаем это позже, ладно? — я зажимаю кнопку и двери щелкают, отпираются с характерным звуком. в ответ ты только киваешь, а потом торопливо покидаешь салон машины. оборачиваешься лишь единожды - убеждаешься что я тебя жду.
[indent] ты возвращаешься через сорок минут. молча закидываешь пару своих сумок на заднее сидение и снова садишься спереди. еще через двадцать мы заезжаем в двор моего дома и я оставляю машину перед гаражом. я выхожу первым - ты не торопишься, смущаешься, ведь до этого ты никогда не была у меня. пока ты топчешься на месте, я достаю с заднего сидения твои сумки и легким кивком приглашаю тебя последовать за мной. на тебе все та же пижама и я не сомневаюсь, единственное чего ты хочешь сейчас - избавиться от нее, смыть с себя всю грязь сырой камеры и вместе с этим, желательно, и все воспоминания об этой ночи. я неконтролируемо морщусь, пропускаю тебя внутрь и коротко усмехаюсь, когда на встречу выбегает кучерявая собака, которая торопится обнюхать твои ноги и добродушно виляет хвостом - тиана завела ее в семнадцать, а потом оставила ее мне, когда уехала на учебу в испанию. ты даже позволяешь выдавить из себя легкую улыбку, но все еще чувствуешь себя неловко. я цепляю коротко твое запястье, рукой скольжу по твоей ладони и позволяю себе желанную вольность - переплетаю наши пальцы. ты не сразу отвечаешь, но все же поддаешься моей нежности и цепляешься за мою ладонь ответно, пока я провожаю тебя вглубь дома. я оставляю сумки на небольшом диване, а потом поворачиваюсь к тебе. поднимаю твою ладонь, легко касаюсь ее тыльной стороны теплыми губами, замираю так и смотрю на тебя, прежде чем отпустить: — леон написал мне, потому что знал что я тебя не оставлю там. — простая констатация фактов. ты лишь киваешь, словно хотела услышать именно это. или напротив, словно пытаешься в это поверить. я отпускаю твою ладонь и мои пальцы тянутся к тебе. я веду ими по твоим плечам вверх, останавливаюсь где-то в области шеи, а потом распускаю твои волосы, чтобы запутать в них пальцы; чтобы помассировать, успокоить, расположить к себе. — послушай, я не позволю тебе туда вернуться. я все решу и если кто-то из них плохо с тобой обращался, он вылетит со службы уже завтра, хорошо? — ты послушно киваешь, подставляешься под мои ласки и я задерживаю ладони на твоих щеках - не позволяю себе большего. ни поцеловать, ни коснуться еще раз, ни подойти ближе. — я волновался за тебя, марлена. — я прочищаю горло и только после этого отпускаю тебя окончательно, отстраняясь - насколько я вообще в праве тебя сейчас касаться? насколько я вправе считать что мне дозволено быть так близко к тебе - но ты не отталкиваешь, ты не противишься и я позволяю себе эту вольность. потому что я скучал. потому что я думал о тебе. потому что ненавидел себя за эти ебанные слабости. за то, что отвез тебя туда; за то, что не сказал что ты не можешь быть с другим - ведь ты со мной. так просто, правда? словами обрисовать все так легко - только вот они, эти слова, из глотки не лезут совершенно. и сказать их тебе в лицо я просто не могу. — думаю, ты хочешь в душ, — я поднимаю руку и указываю в сторону ванной комнаты, — я закажу что-то покушать. если захочешь, поужинаем вместе. если нет - можешь выбрать для себя любую комнату и поужинаешь там, договорились? — ответом служит очередной кивок, ты устало забираешь сумку с вещами и бросаешь на меня один только взгляд, прежде чем направиться в сторону ванной комнаты. я прячу руки в карманах штанов и провожаю тебя взглядом: — не хочу, чтобы ты больше ходила на свидания с другими. — достаточно тихо, чтобы не добавить неловкости в эту ситуацию. достаточно громко, чтобы ты услышала отчетливо каждое слово, прежде чем закроешь дверь за своей спиной. было бы легче. знаешь, если бы я мог относиться к тебе как к любой из тех, к кому не привязывался. если смог бы отпустить без сожалений, если смог бы поставить точку, если бы не нуждался. было бы легче, если бы я не втрескался в тебя настолько, что ты начала занимать собой абсолютно все мои мысли. я ведь так мало знаю о тебе, правда? я не знаю твоего возраста - ты, кажется, младше моей сестры; я не знаю чем ты занимаешься и я не знаю совершенно ничего о твоей семье. зато ты знаешь обо мне слишком много и это пиздец как странно. я доверяю. доверяю настолько, что открываюсь перед тобой; что позволяю тебе быть рядом; что позволяю себе проявлять заботу, пусть и в извращенном ее значении. ты хочешь слов, хочешь уверенности, хочешь четко знать кем мы приходимся друг для друга: я не хочу видеть тебя с другими. не хочу знать, что ты общаешься с другими парнями по вечерам; не хочу думать, что ты целуешь кого-то другого тогда, когда мы не видимся; не хочу представлять тебя с другим, потому что ты должна быть моей. со мной. я не хочу искать больше кого-то в толпе, не хочу заводить новые знакомства, не хочу опускаться до жалкого флирта в барах и клубах, потому что все мое внимание будет устремленно только на тебя одну. я не хочу нуждаться в другой: я нуждаюсь в тебе. ты хочешь ясности, но как по мне, все предельно понятно и без лишних слов.
я помешан на тебе. и если помешательство это болезнь - тогда я болен смертельно.
я нуждаюсь в тебе.
я хочу быть с тобой, марлена.
и если ты хочешь это услышать - я скажу. если ты хочешь чтобы моя ладонь тебя не отпустила - она будет держать крепко.
я слышу как в ванной включается вода, слышу шаги твоих босых ступней по кафелю и я выхожу из дома, чтобы не думать о тебе обнаженной в моей ванной. я прикрываю дверь аккуратно, позволяю собаке моей сестры выбежать на лужайку и стаскиваю пиджак, занимая место на одном из кресел на веранде. я услышу когда ты выйдешь. этого времени вполне хватает для того, чтобы унять накатившее вмиг возбуждение. а еще этого времени достаточно, чтобы собраться с мыслями. если ты, конечно, захочешь со мной говорить.
сады вплетены в венок и так хочется кричать
( только не засыпай ! )
любовь это не чувство ;; любовь это искусство.
Поделиться42024-10-15 19:24:59
[indent] ты и не собираешься открывать чертовы двери. тебя, кажется, совсем не напрягает вся эта ситуация, в отличие от меня: ты позволяешь себе отшучиваться, позволяешь расслабиться при помощи сигаретки - я задерживаю дыхание, когда ты тянешься к бардачку через меня; замираю, вытягиваюсь в кресле струной максимально, потому что твоя близость не по-детски волнует; ты не смотришь на меня, чтобы не смущать еще сильнее, но тебе не нужно стараться, чтобы загнать меня в краску. к счастью, за последние сутки я устала настолько сильно, что меня не задевает практически ничего, но я все же недовольно вздергиваю брови. вся произошедшее не веселит меня, но я ошибаюсь; твоя улыбка, растягивающая губы неестественно широко, больше похожа на гримасу. болезненную, уродливую, натянутую; ты словно храбришься, играешься, притворяешься - как часто бывает, а сам прячешь глубоко внутри что-то хрупкое и таинственное, что-то, что боишься показать, потому что еще не время. только это заставляет меня держать язык за зубами и не язвить ответно; только это не позволяет тонкой спичке поджечь фитиль и устроить скандал: пусть из нас двоих горячая кровь течет только в тебе, но я действительно умею показывать характер и закатывать такие истерики, от которых тошно будет каждому. я оставляю дверную ручку в покое, но не поворачиваюсь к тебе. разглядываю свои колени, свои бледные руки, алеющие следы от наручников на запястьях - мне не нравится, как они выглядят, и я натягиваю рукава ниже, настолько, насколько вообще получается. я решаю не отвечать на твои вопросы. решаю не вестись на твои провокации, пропускаю их мимо ушей, но только пока; поверь, я обязательно вернусь к тебе с ответом, который, возможно, тебе понравится. тебя это нисколько не смущает, и ты продолжаешь говорить. спокойнее, ровнее, пока выкуриваешь сигарету, выдыхая дым в окно и стряхивая туда же пепел. мне не нравится сигаретная вонь, но ты куришь что-то дорогое, наверняка элитное и натуральное, поэтому запах не оседает на твоей одежде и не прилипает к моим волосам, когда мы рядом; я не возражаю - особенно сейчас. наверное, я твоя должница? ты просишь собрать вещи и вернуться в машину, я киваю несколько раз, как болванчик, и когда замки щелкают, тут же открываю дверь. говорю короткое: - я постараюсь не задерживаться, - и правда тороплюсь. я останавливаюсь и оборачиваюсь только один раз, чтобы убедиться, что ты ждешь меня; что ты не уезжаешь и это не какая-то идиотская и несмешная, жестокая шутка. я не вижу твоего лица, потому что свет фар слепит, но ты и правда сидишь в машине и как будто бы никуда не собираешься. если бы я была хотя бы чуть-чуть смелее, я бы попросила тебя подняться со мной, потому что сейчас страшно даже заходить в подъезд, особенно после твоих слов о том, что тьерри смог сбежать и скрыться. я сжимаю между пальцев левой руки ключи и жалею, что не взяла вчера с собой телефон: так я хотя бы могла набрать кого-то, если он ждал бы меня в подъезде. я понимаю умом, что навряд ли он будет ошиваться здесь: ему нет смысла и повода меня искать и вылавливать, но он знает, что я была в участке, и наверняка понимает, что я не стала бы молчать и прикрывать его дрянной бизнес. к счастью и облегчению, подъезд пуст и чист: не видно и не слышно никого, и на каждом этаже горит свет. я избегаю лифт, а потому подниматься приходится дольше; когда дверь квартиры закрывается на замок за моей спиной, я позволяю себе выдохнуть с облегчением. все в ней так, как было вчера. первым делом я беру в руки телефон, чтобы проверить, не звонили ли родители и не писал ли кто-нибудь, но он, что не удивительно, разряжен. я не тороплюсь ставить его на зарядку и вместо этого вытряхиваю шкаф. не знаю, сколько времени мне придется у тебя провести, поэтому беру, на всякий случай, побольше всего: белье, футболки, рубашки, шорты и юбки, штаны и джинсы, платья и жакеты, пижамы и сорочки; следом обчищаю ванную: средства для умывания и ухода за кожей, средства для волос и тела, расчески, фен, стайлер, декоративную косметику; потом захватываю зарядник для телефона и наушники, ноутбук, необходимый для учебы, документы и карточки. выглядит так, словно я собираюсь переезжать насовсем, потому что в еще одну сумку влезают туфли, несколько пар босоножек и кроссовки: тебе определенно следовало пойти со мной, чтобы ограничить в сборах или помочь донести все до машины, но я справляюсь сама. вес ноши не тянет и все так же игнорирую лифт; спускаюсь вниз, даже не переодевшись, быстрее, чем поднимаюсь, и когда оказываюсь на улице, испытываю облегчение повторно: ты никуда не делся. ты ждешь меня в машине, и это значит, что мне правда не о чем беспокоиться или переживать. я забрасываю сумки на заднее сиденье машины и возвращаюсь вперед. не говорю тебе ничего, потому что мне не хочется нарушать тишину. мне хочется только добраться поскорее до твоего дома - я не была там ни разу и не скрою, что мне интересно было бы узнать, как ты живешь - и позволить телу расслабиться окончательно, а потом - да, давид, потом мы действительно поговорим. к счастью, ты не торопишь. выезжаешь с парковки, разворачиваешься и везешь нас в противоположную от моего района сторону, не сбавляя скорости и не позволяя мне пожалеть о решении пожить пока что у тебя. на сей раз в салоне играет тихая музыка; кажется, какое-то радио, и я немного увеличиваю громкость. это помогает отвлечься от собственных мыслей, слишком громких, и переключиться на разглядывание знакомых улочек за окном. вечерний город выглядит совершенно иначе, будто монако днем и монако в сумерках - два абсолютно разных места. еще больше дорогих машин, еще больше шикарно одетых людей, еще больше шума, движения и жизни, еще больше роскоши и еще меньше искренности. ты не отрываешь взгляд от дороги, ловко лавируешь в потоке и сбрасываешь скорость только тогда, когда мы оказываемся на закрытой жилой территории.
[indent] за высоким забором прячется одноэтажный дом, но даже с улицы видно, что он большой; ты останавливаешься у гаража и глушишь мотор. не позволяешь меня хвататься за сумки и заносишь их в дом, а я захожу следом. нас встречает маленькая лохматая собака - я не знала, что у тебя есть домашние животные, - с круглыми глазами, точно бусинки, и мокрым коричневым носом. она обнюхивает меня коротко, звонко лает, виляет коротким кудрявым хвостом. ты улыбаешься ей, я улыбаюсь тоже, скорее на автомате; ты берешь меня за руку и переплетаешь наши пальцы. я смотрю на этот замок из двух рук удивленно, сначала немного растерянно, но быстро прихожу в себя и сжимаю твою руку ответно; ты провожаешь меня вглубь дома, оставляешь мои сумки на диванчике и разворачиваешься ко мне лицом. я останавливаюсь напротив, готовая слушать все, что ты хочешь мне сказать. отвечать сил нет на самом деле, и я вновь киваю, согласная на все. перекусить? да, вероятно, я могла бы съесть слона, потому что от недавнего салата и сэндвича в желудке ничего не осталось. поговорить? разумеется, нам необходимо это сделать и мне нужно хотя бы поблагодарить тебя нормально. принять душ? о боже, конечно - это то, о чем я мечтала так давно; я уже готова развернуться и уйти в том направлении, в которое ты указываешь, но ты не отпускаешь; ты больше не держишь меня за руку, но твои пальцы скользят вдоль предплечья по нежной ткани рукава; оглаживают шею, а потом распускают волосы, освобождая от зажима, и я хочу тебя остановить - они жирные, они грязные, они пропахшие сыростью камеры, в которой меня держали непонятно с кем, и мне было неприятно касаться чего-то подобного, но ты не брезгуешь, не испытываешь отвращение, и ни единый мускул на твоем лицо не дергается, когда ты касаешься так ласково и нежно, словно тебе и правда все равно, как я выгляжу. я не дергаюсь, позволяю тебе эту минутную слабость, а потом киваю - который раз за вечер? - не обранивая ни слова, и ухожу, наконец, в ванную комнату с одной из сумок. я знаю, что ты не попытаешься открыть дверь и не помешаешь моему уединению, но все равно зачем-то щелкаю замком. быть может, потому что хочу позволить себе расслабиться по-другому? быть может, потому что не сдерживаю слез, когда дрожащими пальцами начинаю расстегивать пуговицы на рубашке? быть может, потому что размазываю эти самые слезы по краснеющим щекам, пока проворачиваю новомодные вентили под старину в застекленной душевой кабине, не удосужившись достать свой шампунь и свой гель для душа, ведь сейчас возможность воспользоваться твоими становится не прихотью, а первостепенной потребностью? я даже не закрываю ладонью рот. ты все равно не услышишь, а сейчас так хочется позволить себе эту слабость; так хочется смыть весь этот стресс, этот страх, это волнение; я делаю температуру воды погорячее, тру кожу грубой мочалкой до покраснения, впениваю шампунь в волосы и кожу головы, не торопясь совершенно никуда. мне нужно время, мне нужно много времени, чтобы успокоиться, чтобы прийти в себя, чтобы устаканить мысли в голове и успокоить бурю в душе. к тому же, ты не напрягаешь; ты не привлекаешь к себе внимание, не стучишь в дверь, не интересуешься, все ли в порядке, и я благодарна тебе за эту готовность ждать столько, сколько потребуется. я и правда не слежу за временем. усталость настолько сильная, что я не могу даже раскиснуть окончательно: мне не хочется спать, не хочется лежать, не хочется прятаться под одеялом во мраке спальни, молясь о том, чтобы новый день поскорее наступил. мне кажется, будто я не смогу уснуть, даже если буду сжимать веки слишком сильно. поэтому, когда горячность воды становится нестерпимой, я все же выхожу из кабинки, обмакиваю все еще красную кожу мягким полотенцем, осознаю вдруг, что оно тоже твое, и почему-то этого смущаюсь, и это так глупо, правда, давид? между нами ведь было всякое. мы не говорили о чувствах и о том, что происходит, но я не единожды только видела тебя обнаженным, точно так же, как обнаженной ты видел меня, и гляделками дело никогда не заканчивалось, но сейчас все как будто по-другому. совершенно иначе. и этот вечер, и этот дом, и эта обстановка - мое положение уязвимо, но ты не пользуешься им, не напоминаешь мне о нем и не тычешь в него носом. ты окружаешь комфортом так ненавязчиво, чтобы я поскорее смогла вернуть себе привычный настрой и чтобы смогла прийти в себя, и это так на тебя не похоже. но что, если в этом наоборот и есть весь ты? что, если я просто не позволяла себе раньше всматриваться в тебя так сильно и замечать детали, из которых ты соткан? я смотрю на свое отражение в зеркале высотой в человеческий рост, прижимаю твое полотенце к груди и мне не стоит никакого труда представить твою стройную подтянутую фигуру рядом; и мне не стоит ничего, чтобы завестись от этой фантазии моментально. я могу четко увидеть, как твои ладони накрывают мой живот, потому что ты стоишь позади, а потом одна медленно ползет выше, к небольшой аккуратной груди, а вторая - ниже, заставляя в предвкушении развести ноги пошире; я могу четко увидеть, как ты смотришь в мои глаза через отражение, пока ласкаешь неспешно, заставляя твердо стоять на кафельном полу босыми ступнями, а потом целуешь так же неторопливо в щеку, в уголок распахнутого рта, в шею и плечо, и мурашки бегут вдоль позвоночника еще и от того контраста, которым фонит от нас, ведь в моем воображении ты одет в этот безумно идущий тебе костюм и в эту ненужную не застегнутую толком рубашку, в то время как на мне нет абсолютно ничего. я прижимаю полотенце к носу, вдыхаю его запах глубже и закрываю глаза, а когда открываю их, дымка рассеивается, и кожа на самом деле покрывается мурашками, только теперь от контраста температур.
[indent] я улыбаюсь самой себе смущенно, промакиваю еще раз влажные волосы, отжимаю их, пахнущих чистотой, и раскрываю сумку в раздумьях. это так по-девичьи: выбирать, что надеть, когда это совершенно не важно. передо мной не должна стоять цель впечатлить тебя или сразить наповал, я здесь не для этого, но мне хочется выглядеть гораздо лучше, чем часа два назад, поэтому между старой хлопковой футболкой и шортами с котятами я выбираю не самую удобную, но весьма очаровательную нежно-голубую шелковую пижаму из майки с рюшами вместо бретель и шорт с такими же рюшами по низу. я позволяю себе задержаться еще ненадолго, чтобы почистить зубы и нанести вечерний крем, чтобы кинуть грязные вещи в урну: не думаю, что даже после стирки захочу надеть это вновь, так же, как и любимые тапочки. я нахожу розетку рядом с дверью и подключаю разряженный телефон к зарядке, а потом оглядываюсь, чтобы найти тебя в той комнате, в которой мы останавливались перед тем, как разойтись. тебя там нет, но на улице горит свет и я иду на него, предполагая, что могу найти именно там. я не ошибаюсь; ты сидишь в мягком кресле, погруженный в свои мысли, и мне не хочется тебя отвлекать; выходить на улицу после душа тоже не хочется, поэтому я все же привлекаю твое внимание: - давид? - ты тут же поворачиваешься, - думаю, теперь мы можем поговорить? - ты киваешь и с готовностью встаешь. поднимаешься с кресла, хлопаешь по карманам штанов, словно проверяя, не забыл ли что, и идешь ко мне навстречу. я невольно опускаю взгляд вниз - совсем недавно я представляла тебя в этом костюме рядом со мной, и в моих мыслях мы явно собирались не разговаривать. к счастью, ты этого не замечаешь, и это позволяет мне сохранить самообладание. я шагаю спиной вперед, не позволяя тебе урезать расстояние между нами, и останавливаюсь только тогда, когда упираюсь спиной о стену. к счастью, мне не приходится споткнуться обо что-то и неуклюже упасть: было бы ужасно неловко. к счастью, ты и сам не спешишь нагнать меня моментально и выдерживаешь заданную дистанцию. сегодня ты успел сказать достаточно, поэтому теперь выпадает шанс выговориться мне, и я не заставляю тебя долго ждать. не сейчас. - для начала я хочу сказать тебе спасибо. я бы не хотела оставаться в квартире сегодня. не хотела бы оставаться одна, знаешь? я по глупости позволила ему узнать свой адрес, и это немного пугает меня? я живу одна и... не думаю, что могу чувствовать себя в безопасности там? - я ведь даже соседей своих толком не знаю. дом, в котором родители помогают снимать квартиру, сдался не так давно, и никто не живем в нем на постоянной основе, как я; кто-то не успел въехать, кто-то ищет жильцов, кто-то еще делает ремонт, и обратиться к кому-то за помощью не представляется возможным, а на полицию (при всем уважении к леону, но не все работают так, как он) не всегда можно рассчитывать. я бы не смогла расслабиться там, не смогла бы спокойно заснуть и тревожилась бы от каждого шороха, но здесь, рядом с тобой, я уверена, что мне ничего не грозит. во-первых, потому что тьерри не знает, где ты живешь. во-вторых, потому что ты не дашь меня в обиду. тебе не нужно подтверждать это делом, ведь ты итак это практикуешь, вытаскивая меня из участка во второй раз безвозмездно. ты открываешь рот, чтобы что-то сказать, но я не хочу сбиться, поэтому продолжаю тут же, не давай тебе возможности вставить хотя бы одно слово. - а еще ты ошибаешься. меня не привлекают плохие парни. от них много проблем. меня привлекают другие. знаешь, на кого всегда можно положиться. кто не подведет. кто-то вроде тебя, и я должна сказать, что погорячилась, - ты не торопишь. ждешь продолжения всплывшего откровения, а я перевожу дыхание и вместе с ним же перевожу взгляд, отвлекаюсь, чтобы набраться смелости и собраться с мыслями и духом, - я не хожу на свидания с другими, когда мне кто-то нравится, - и на этот раз я заставляю себя посмотреть на тебя. в твои застывшие темные глаза. ты не меняешься в лице и продолжаешь стоять так же ровно, но что-то все равно происходит, может быть воздух между нами накаляется, может быть мое сердце начинает биться быстрее: я не знаю, но что-то придает мне смелости и я коротко, практически лукаво улыбаюсь, кусаю уголок нижней губы в одно мгновение и продолжаю, куда более серьезно, - тьерри был скорее исключением. я просто... я хотела, чтобы ты сделал что-то. ждала, что ты остановишь, наверное? хотела понять, что между нами, но выбрала не самый удачный способ. мне стоило просто спросить, но тогда мне казалось это самым правильным, - ведь я нуждаюсь в словах, давид. я не умею читать мысли, я не знаю тебя так долго, чтобы считывать твои действия, чтобы понимать тебя с полуслова или полувзгляда. мне тяжело, мне нужны подсказки, и я уверена, подсказки нужны и тебе тоже, ведь мы видим, к чему приходим без них: результат не утешительный. мы допускаем ошибки, мы задеваем друг друга, раним, обижаем, заставляет выдумывать, додумывать и надумывать. скажи, ты думал о том, чем закончился тот вечер? решил ли, что я позволю себе раздеться перед другим? что позволю ему разделить ночь на двоих? что позволю себе отдаваться ему так, как отдавалась тебе? или ты старался не думать обо мне вообще? может, нашел себе кого-то так же быстро, как однажды нашел меня? я не сомневаюсь, у тебя чертовски богатый опыт в отношениях, особенно в коротких, особенно в ярких и сладострастных; ты никогда не останешься один, тебя не пропустит ни одна девчонка; я могла вы возненавидеть тебя благодаря одной только мысли о том, что ты соблазняешь кого-то в каком-нибудь клубе, но что-то подсказывало мне, что ты не сделаешь этого. что ты не поступишь со мной так же жестоко, как поступила с тобой я. возможно, потому что иначе ты не приехал бы за мной? не пытался бы защитить и уберечь?
[indent] я вновь облизываю губы, скорее от волнения; ты прячешь ладони в карманах штанов, скорее, тоже по той же причине. - на самом деле я рада, что леон написал тебе. мне не хватило бы смелости. и наглости. мне казалось, что я разочаровала тебя, - мне казалось, что я тебя обидела; не сразу, но эта мысль пришла ко мне, когда я начала думать о том, как прошла наша встреча. когда анализировала и начала понимать, что перегнула палку, но со мной такое бывает: сначала делаю или говорю, а только потом соображаю и осознаю, что творю какую-то херню. мне невероятно повезло, что ты не вспылил так, как я, и не позволил маленькому огоньку превратиться в пламя, которое могло бы уничтожить нас двоих моментально. я отрываюсь от стены, делаю несколько шагов к тебе навстречу. разница в росте сводит с ума и поражает. я смотрю на тебя снизу вверх, смотрю в твои полуприкрытые глаза и на твои сухие губы - они бы чертовски привлекательно блестели, будь влажными от нашей смешанной слюны; я смотрю на рисунки на твоей шее, вдоль ключиц и на груди - рассматриваю столько, сколько позволяют расстегнутые пуговицы рубашки, но мне надоедает это, и я позволяю себе вольность распахнуть ткань шире, чтобы увидеть больше. за проведенное вместе время мне удалось изучить каждую вдоль и поперек, но они все еще кажутся мне безумно красивыми, дополняющими тебя и делающими тебя таким необычным, таким непохожим на остальных, таким особенным и неповторимым. я не останавливаюсь на этом, и, продолжая цепляться пальцами за белоснежную ткань, я раскованно прижимаю губами к груди, там, где под кожей и реберной клеткой тихо бьется твое прекрасное сердце; я целую нежно, ласково, практически невинно, а потом губами двигаюсь выше, к ключичной косточке, к бьющейся заполошным пульсом сонной артерии; я приподнимаюсь на носочках, чтобы коснуться и острой линии челюсти, и щеки, а когда мои губы оказываются в непозволительной близости от твоих, уже готово распахнутых, нас прерывает звонок в дверь. мне нужно несколько секунд, чтобы осознать, что происходит, чтобы оступиться и сделать шаг назад, и смущенно (читай, игриво) улыбнуться: - кажется, это наш ужин?
Поделиться52024-10-20 01:46:39
[indent] под кадыком что-то режет инстинктивно, сердце меж ребер мученически плавится, стучит с пробелами, миазмы просочились под кожу и смогом окутывают внутренности, а холодный воздух жжется в разломах обветренных губ: на языке пепельный привкус дорогущих сигарет, а внутри сплошной самообман, хроническое самоуничтожение, патологическая атрофия. рано или поздно, хищник сам себя загонит в самый потаенный угол, расчерченный светом ртутных звезд: чтобы обглодать собственные кости; чтобы себя же сожрать с хвоста. с возрастом я все чаще вспоминал каждое лето, проведенное с матерью в ее родной сицилии: вечерние прогулки по пьяцца беллини в палермо; летний зной на веранде ее родительского дома, попивая виноградный сок - ее отец часто угощал вином, считая что его внуки обязательно должны попробовать лучшие сорта, пока он все еще жив; и каждое воскресное утро в марторане: в молитвах часто упоминался грех. я плохо знал итальянский в том возрасте, соединял значение слов инстинктивно, но я часто думал - почему зная о пороках души, зная о последствиях и о вечном пламени после смерти, люди продолжали пятнать свое естество? и шипение собственных сомнений заползло в утробу змеями, осталось клубком виться где-то под диафрагмой, а в клыках всегда сочился яд: но он не травит, организм к нему уже давно привык. иногда, возвращаясь в италию, я продолжаю проходить мимо той самой большой капеллы, которая в этом возрасте, большой уже не кажется: внутри теперь совсем другие вопросы. наверное, грех это легкость, успокоение, панацея и обезболивающее в тот момент, когда терпеть уже становится невозможно - сколько себя помню, я только и делаю что убегаю и прячусь в ворохе того, что, пусть и ненадолго, но освободит меня от гнета собственных сомнений, от извечного самокопания, от постоянного саморазрушения. иногда, становится проще: после того как разум затуманен вином; после того как подсознание путается меж дорожками сигаретного дыма; когда губы и пальцы тянутся к прикосновениям и ответным желаниям тел, что плавятся в жаре липкого возбуждения. это так жалко, знаешь? тиана видит во мне пример хорошего старшего брата, она доверяет мне абсолютно и рассказывает обо всем, просит совета - разве я могу сказать хоть что-нибудь, когда свои худшие ночи провожу трахаясь с первой попавшейся девушкой, лишь бы не слышать свои собственные мысли? а они - веришь? они, эти мысли, бывают такими громкими. разве я разбираюсь в высоких чувствах и знаю хоть что-нибудь о любви, когда я поддаюсь инстинктам и спасаю себя от одиночества в компании тех, которым нет никакого дела до моей души? они ее не облапают, не тронут, они к ней даже не прикоснутся; они пальцами не залезут глубже дозволенного, потому что я не позволю. оберегаю собственные чувства как нечто ценное, хотя на деле, они такие же ненужные и бесполезные как все монеты на дне фонтана треви. светятся под лучами теплого солнца, блестят под бликами воды, привлекают внимание, а на деле это лишь безделушки, разменные монеты, приют для моих собственных внутренних демонов.
[indent] возможно проблема в том, что я не знаю ничего о настоящих, высоких чувствах. часть меня в паршивом отрицании скажет что я на них не способен - только вот это ебанная ложь, ведь с твоим появлением в моей жизни все мои незыблемые правды были опровергнуты сиюминутно. часть меня убеждена, что я не умею, что близость мне нужна лишь для самоутверждения и чтобы не слышать бесконечный раздрай где-то за реберной клеткой: но это тоже вранье, ведь по отношению к тебе все по-другому. абсолютно иначе и это так на меня не похоже; это абсолютно непривычно, неправильно - или неправильным все было до сих пор? неправильным все было до тебя? это так сентиментально, так приторно: но я предельно четко помню вечер нашего знакомства. и помню каждый из последующих дней, которые мы провели вместе. на тебе было легкое, нежно-голубое атласное платье с открытой спиной; на твоей шее сверкала тонкая серебряная цепочка и на тебе были сережки из того же комплекта; от тебя пахло духами от том форда и твои пухлые губы блестели от вишневого блеска - на вкус они были еще слаще. ты была там со своими подружками, праздновала чье-то день рождения, а я отмечал выигранное дело вместе с коллегами из конторы. я не мог отвести от тебя свой взгляд, постоянно цеплялся и смотрел, поправляя зализанные назад волосы и опустошая один бокал за другим: ты чувствовала, ты знала что я смотрю и постоянно оглядывалась через плечо, чтобы зацепиться за меня глазами. гляделки быстро надоели нам обоим: ты подошла к барной стойке - чтобы избежать вопросов от своих подруг или чтобы избавить меня от неловкого знакомства? и я воспринял это как зеленый свет, подошел и сказал тебе о том, как хорошо ты выглядишь, а потом предложил угостить чем-то. ты охотно согласилась и мы провели там не меньше часа: ты игриво на пальце крутила кучерявую прядь своих волос и свои губы растягивала в улыбку, в ответ на мои пустые разговоры; твои глаза скользили по мне, рассматривали виднеющиеся татуировки на ключицах и руках, под закатанными рукавами рубашки, а мне казалось что в твоих темных глазах я найду свою погибель. мы ушли и в любой другой ситуации, все бы обязательно закончилось быстрым сексом в моей тачке либо в туалетной кабинке того же ресторана - но с тобой правда было иначе, марлена. ты согласилась уехать со мной и мы целовались. долго, пиздец как долго мы просто целовались, а потом я предложил снять номер в каком-то отеле и ты лишь осторожно кивнула, вытирая уголок моих собственных губ от своей помады, от которой на твоих не осталось более никакого следа. я снял дорогой номер - под стать тебе, знаешь и мы провели ту ночь вместе. я не пытался закончить быстрее, не парился только о том, как бы самому достичь пика как можно скорее и стоило мне только заметить что ты близко - я останавливался, снова целовал, менял позу, менял ракурс входа, чтобы растянуть удовольствие, чтобы оттянуть, чтобы твои ощущения были ярче. и ты позволяла. ты позволила мне абсолютно все той ночью, пока сжимала меж пальцев белоснежные ткани одеяла, пока была такой послушной и громкой, пока каждый раз тянулась за моими поцелуями, словно ты нуждалась в них больше чем в чертовом воздухе. мы не разошлись, мы заснули в одной постели и проснулись тоже вместе, не чувствуя абсолютно никакой неловкости: словно так и должно было быть, правда? мы даже не торопились разойтись, не смотря на то, что тем утром меня ждала встреча с клиентом а тебя, вроде как, твоя учеба. ты лениво ушла в душ, а потом, скрестив ноги, ты спросила не против ли я заказать завтрак в номер: я лишь промычал в знак согласия, пока выкуривал очередную сигарету на балконе и отвечал на рабочие письма. мы позавтракали, привели себя в порядок и разошлись: не обменялись ни профилями в инстаграме, ни номерами. мне было пиздец как хорошо с тобой, но я не думал что это к чему-то приведет. а ты открыто дала понять что не веришь в отношения, которые могут начаться со спонтанного секса. знаешь, в какой момент я понял что ты другая, марлена? когда не мог перестать думать о тебе. когда понял что зациклен, что ищу тебя глазами везде, что хочу тебя снова увидеть - веришь? я готов был даже стоять у главного входа каждого из университетов в этом блядском городе, лишь бы найти тебя. ты говорила что в судьбу не веришь: но мы снова пересеклись. в каком-то ночном клубе, спустя две недели после той ночи. ты попивала космополитан сквозь трубочку и устало слушала болтовню своей подружки - а потом ты зацепилась за меня ответным взглядом. и ты не попыталась спрятаться, уйти, притвориться что не знаешь меня: ты мягко улыбнулась, пристально рассматривая мою приближающуюся к тебе фигуру. мы не торопились: оба прекрасно понимали чем именно закончится этот вечер для нас двоих, поэтому мы позволили друг другу расслабиться: мы танцевали и ты прижималась ко мне всем телом; я плавился в твоем тепле и погибал повторно в запахе твоих волос, в твоих легких и игривых поцелуях, в твоих попытках подразнить меня, потому что ты знала, тебе не стоило ничего чтобы свести меня с ума. ту ночь мы снова провели вместе и снова разошлись лишь на утро: тем утром ты позволила мне подвести тебя до твоего универа и когда я щелкнул зажигалкой и затянулся, выпуская дым через приоткрытое окно, я попросил твой номер - ты лишь помотала головой и улыбнулась, прежде чем выйти из моей тачки и даже не оглянуться. я никогда не испытывал ни к кому такое влечение. я никогда не желал кого-то так, как хотел тебя: не в плотском смысле. я хотел тебя узнать, я хотел с тобой разговаривать, я хотел поужинать с тобой или прогуляться по набережной. я хотел просто целовать тебя, хотел ухаживать и говорить комплименты на итальянском, потому что ты выглядела как произведение искусства, марлена. ты была идеальна. ты была совершенно и мое сердце предательски пропускало несколько ударов от каждой мысли о тебе, что возникала в моей голове. с тобой все было по-другому. с твоим появлением в моей жизни все изменилось. ты что-то задела, дернула, поменяла. мы с тобой встретились еще раз после того. в очередной раз переспали. и в очередной раз ты отказалась оставлять свои контакты - я весь чертов инстаграм прошерстил тем вечером, в попытках найти тебя. а потом мы встретились не в лучших обстоятельствах. и оплатой за мою помощь, ты дала мне свой номер. и ты дала мне шанс все сделать правильно. а я так боялся тебя разочаровать, марлена. потому что впервые в жизни я убедил себя в том, что я умею любить.
впервые я настолько сильно стал зависим от эмоций, которые ты во мне провоцировала.
ты была всем.
и ты стала моим самым желанным грехом.
[indent] вечерняя прохлада лезет под ворот рубашки холодным ветром: я чувствую легкие мурашки на руках, поэтому прячу телефон в заднем кармане штанов и кусаю губы, наблюдая за тем, как собака сестры валяется в траве на небольшой лужайке. я теряю счет времени - не знаю сколько прошло с того момента, как ты спряталась за дверью ванной комнаты, но я не хочу тебя торопить. я понимаю что у тебя был тяжелый день и возможно просто отвратительная ночь; знаю, что последние события оставили на тебе грязный опечаток - я морщусь, мне все еще неприятно думать что я мог вытащить тебя оттуда гораздо раньше, если бы только знал. если бы ты только позвонила, обмолвилась, позвала. ты бы не попала туда, если бы я тебя не отпустил тогда. ты бы не вляпалась в эту ситуацию, если бы не сомневалась в наших с тобой отношениях. я вздыхаю тяжело, лицом зарываюсь в ладони, пальцы пропускаю сквозь волосы и откидываюсь на спинку, чуть прикрывая глаза. мысли рваные, хаотичные; перед моими глазами только твой испуганный взгляд и растерянный образ - сердце предательски щемит в груди. ты вырываешь меня из этих размышлений - тихо зовешь, приглашаешь вернуться в дом и я реагирую моментально. захожу внутрь, оставляю лишь маленькую щель в приоткрытой двери, прячу руки в карманах штанов и двигаюсь следом, не позволяя себе урезать расстояние; даю тебе возможность выстраивать границы своего комфорта. ты выглядишь так... по-домашнему? словно ты часть моего дома. на тебе легкая пижама, от тебя пахнет моим гелем для душа - я невольно улыбаюсь кончиками губ, - и твои волосы вьются влажными, непослушными локонами, от которых пахнет тоже моим шампунем. знаешь, марлена, ты так правильно выглядишь когда ты моя. ты останавливаешься, упираешься спиной о стену и я останавливаюсь тоже, нервно топчусь на месте, отпускаю глаза, а потом снова все внимание фокусирую на тебе. ты говоришь и твой голос звучит мягко, даже тихо, спокойно. и я позволяю тебе выговориться, позволяю тебе сказать все, потому что ты не даешь мне ответить: я нервничаю. так бывает всегда, перед серьезным разговором. знаешь, это даже забавно? я никогда не переживаю перед судебными заседаниями, всегда чувствую себя максимально расслабленно когда приходится общаться с клиентами в комнате для допросов или в тюремной камере; я никогда не чувствую тревогу перед публичными выступлениями - но сейчас... сейчас я выуживаю из карманов ладони, чувствую как они потеют и я вытираю их о плотную ткань брюк, а потом снова прячу их, кусая губы изнутри. — ты можешь оставаться тут столько, сколько посчитаешь нужным. я могу отвозить тебя утром в университет и забирать после, ради твоей безопасности. — ведь справедливости ради - да, марлена, я за тебя переживаю. волнуюсь за то, что твой дружок может натворить глупостей и я боюсь, что он может выкинуть что-то если увидит тебя, если найдет. поэтому если ты позволишь - я уберегу, защищу, буду рядом. — большую часть времени я провожу на работе, так что я не буду тебя смущать своим постоянным присутствием. ты можешь жить тут. до тех пор, пока все не наладится. — ради моего спокойствия. потому что если ты не захочешь, если уедешь, если решишь уйти - я готов буду ночевать под окнами твоего дома и сторожить тебя как самый преданный пес, лишь бы с тобой ничего не случилось. я поджимаю губы, а потом облизываю их, увожу свой взгляд в сторону и коротко пожимаю плечами: в те минуты когда мы оба молчим, кажется будто бы тишина давит, словно она оседает грузом. я прочищаю горло, — ты не могла меня разочаровать. — голос звучит громче - точно также, как когда во время заседания я уверен в непоколебимости своих слов и аргументов; голос звучит не так мягко и я одергиваю себя. заставляю себя его смягчить, прежде чем продолжить, — я не должен был тебя отпускать тогда. — вспоминать тот разговор неприятно. знаешь? я удивился собственной выдержке. удивился тому, что отреагировал тихо, что не вспылил, что не довел все до настоящей ссоры - это же так в моем духе. наверное, я правда не хотел с тобой ругаться. наверное, я не хотел делать хуже. или, возможно, я просто чувствовал свою вину - ведь это я спровоцировал тебя. я стал причиной, почему ты так поступила. хмурюсь еле-заметно, вздыхаю, — я не злился на тебя. я злился на себя, марлена. будь ты уверена в наших отношениях, ты ведь не стала бы переписываться и соглашаться встретиться с другим, так ведь? это я тебя спровоцировал. — я знаю, что по-настоящему проблема только во мне. знаю, что моя гордость была ущемлена - но ты тоже была обижена. ты хотела задеть, потому что я задел тебя первее. — мне не следовало позволять тебе уйти и уж тем более... не нужно было отвозить тебя. нам нужно было поговорить, да? тебе нужно было услышать, — я одергиваю себя, а ты уменьшаешь между нами расстояние. ты смотришь так пристально, взглядом останавливаешься на моих губах, а потом скользишь ниже - сейчас, когда ты более уязвима, разница в росте ощущается еще сильнее. я замолкаю, слежу за тобой, за твоими действиями и внутри сердце пропускает как минимум пару ударов, когда ты пальцами одергиваешь край моей рубашки, распахиваешь ткань, чтобы изучить мои татуировки - так, словно не делала этого раньше. я не нахожусь словами, молчу, наблюдаю за тобой - на мне так много рисунков и большая часть из них ничего не значат. большая часть моих татуировок - такие же несуразные рисунки, глупые и уродливые, как и то что под кожей; надписи, буквы, символы - иногда я их в себе тоже ненавижу, но ты смотришь так, словно перед тобой не мое тело, а самая красивая из выставок что есть в уффици; словно перед тобой не чернильные абрисы, а самые изысканные экспонаты пинакотеки бреры. я почти не дышу - потому что ты тоже не дышишь. — тебе нужно было услышать что я считаю наши отношения серьезными, марлена. — я пальцами цепляю твой подбородок, чуть приподнимаю и заставляю посмотреть мне в глаза. мои слова звучат тише, но в этом доме мы одни и ты слышишь, прекрасно слышишь все, что я тебе говорю, — я считаю тебя своей девушкой. и я хочу чтобы ты была ею. — я смотрю прямиком в твои глаза, а потом пальцами скольжу по твоей щеке и отпускаю, — хочу называть тебя своей девушкой публично. потому что ты мне нравишься. безумно. — я чувствую ворох мурашек под тонкой тканью рубашки, они нумеруют позвонки и щекочут поясницу: ты касаешься губами моей груди; ты такая нежная, что я чувствую как пропадаю в тебе еще сильнее. в том, как ты ведешь губами выше. как обводишь поцелуями ключицы, шею, оставляешь еще один под линией челюсти и почти касаешься губы - я бы мог перенять инициативу, но не хочу. позволяю тебе руководить. позволяю тебе делать то, чего тебе хочется больше всего сейчас. потому что вот он я: весь твой. и только твой. и я бы прислонился к твоим губам, но посторонний шум заставляет тебя остановиться. я лишь шумно выдыхаю сквозь ноздри и даю себе несколько минут, чтобы перевести дыхание. я застегиваю торопливо несколько пуговиц на рубашке и пальцами зачесываю волосы, я потом выхожу из дома.
[indent] ты терпеливо ждешь, продолжаешь прижиматься к стене, сцепив руки за спиной и отрываешься лишь когда я возвращаюсь в дом с пакетами с едой. я кивком приглашаю тебя следовать за мной в гостиную - почему-то, ужинать там мне намного комфортнее чем на кухне. свободной рукой я кидаю на пол несколько подушек с дивана и убираю с журнального столика свои рабочие бумаги. пока я иду на кухню за тарелками и кухонными приборами, ты уже разбираешь пакеты и раскладываешь еду на столике и все ощущается так правильно - словно ты всегда была частью моей жизни; словно ты деталь, без которой я никогда не функционировал складно. я включаю телевизор, убавляю звук на минимум и включаю фоном музыку - считай это почти свиданием, милая. а потом поправляю закатанные рукава рубашки и устраиваюсь поудобнее прямиком на полу, призывая тебя последовать моему примеру. по вечерам, когда мне приходится работать, мои ужины проходят именно так: есть в этом какая-то легкость и необъяснимый комфорт и я мягко улыбаюсь, когда замечаю что ты расслабляешься. заправляешь за ухо волосы, тянешься к салфеткам через стол и я невольно замечаю - глаза цепляются за твои запястья. алые следы, местами переливаются в легкий пурпур, от наручников. внутри что-то дергается: я оставляю вилку в сторону и мягко, совсем нежно перехватываю твою ладонь. ты не сразу понимаешь, меняешься в лице лишь когда замечаешь как я пальцами провожу вокруг круга что опечатался - такие следы не остаются, когда в наручниках держат недолго. — больно? — я поднимаю свой взгляд на тебя, а ты неуверенно мотаешь головой, — почему ты не позвонила сразу? — это не упрек, скорее - я чувствую как сочится в моем голове расстройство, — помнишь я говорил что сорвусь к тебе по первому же зову? ты правда думала что это изменилось? — я тяну тебе ладонь и ты понимаешь мой намек, протягиваешь мне и второе запястье, на котором очерчены те же следы, по которым я провожу пальцами. словно это поможет. словно это избавит тебя от них. будто бы после этого станет легче. я наклоняюсь чуть ближе, а потом совсем аккуратно губами касаюсь, целую, а потом еще раз и еще раз: мне жаль. мне жаль, марлена, что тебе пришлось через это все пройти. мне жаль, что тебе пришлось это все перетерпеть. мне жаль, что это оставило на тебе видимые следы и, наверняка, внутри опечатки еще алее; еще болезненнее. я отрываюсь, смотрю на тебя внимательно, а потом пальцы скользят к твоим и я тяну тебя легко, зову, а ты реагируешь моментально. уменьшаешь расстояние между нами, подходишь ближе - мне не нужно прилагать много усилий, чтобы одним только движением чуть приподнять тебя и усадить себе на колени. теперь я смотрю на тебя снизу вверх, одной ладонью все еще держу твою руку, а вторая нежно путается в твоих волосах. все еще влажных, предельно мягких. я оглаживаю твою шею, а потом поднимаюсь выше, подушечками скольжу по твоей щеке, задеваю нос и край губ: я смотрю на тебя неотрывно, — la venere сapitolina. — ведь ты красивее любого изваяния, ты совершеннее, ты идеальнее. мои пальцы задерживаются на твоих пухлых губах и я очерчиваю их легким движением, практически ощущаю как ты задерживаешь свое дыхание, как размыкаешь губы инстинктивно, словно в ожидании - также и мой организм реагирует на тебя, знаешь. — если с тобой когда-нибудь что-то случится, я не прощу себе этого. — шепот, пока я продолжаю смотреть прямиком в твои глаза - твоя свободная рука оказывается на моем плече, ты ноготками царапаешь мою шею, — позовешь и я приду. ладно? — а потом я поддаюсь вперед и целую тебя. нежно, предельно ласково и осторожно. словно хочу вложить в этот поцелуй всю мою любовь к тебе. я сминаю твои губы аккуратно, неторопливо, без попыток опошлить или углубить слишком резко, старательно не поддаваясь своим желаниям. мои пальцы касаются твоей кожи, оглаживают твои щеки и шею, путаются в волосах, цепляются за твой затылок направляя, пока мои губы ласкают твои, бережно, изящно, предельно чувствительно. будто действительно боюсь тебя повредить; полюбовно настолько, насколько я только умею. я чувствую как схожу с ума и чем дольше я тебя целую, тем чаще теряю контроль, становлюсь грубее и резче, но тут же одергиваю себя и замедляюсь. ты такая чувственная, такая вкусная, такая невозможная. мне хочется запомнить тебя такой. и мне хочется чтобы ты тоже знала, что и я умею быть другим.
потому что всю свою жизнь, я прятался в своих прегрешениях.
а ты - ты, марлена, ты мое спасение. ты мое отпущение, избавление, отречение.
ты, марлена, искупление каждого моего греха.
Поделиться62024-10-28 19:50:39
[indent] ты чувствуешь ее? эту пропасть между нами? она такая черная, такая глубокая, такая пугающая; от нее веет могильным холодом и вонью разлагающейся плоти; она стонет рваной раной, но она - она такая узкая, такая незаметная, но она - она уже есть. уходит корнями глубоко под землю, вьется плющом вокруг корней кустовых деревьев, портит их, рвет, топит в гнили. она пытается выживать, пытается проглатывать травы и цветы, пытается прятаться от солнечных лучей, улыбок и смеха, она хочет жить, хочет существовать, хочет уничтожать, и я не знаю, получится ли у нее. не знаю, справится ли она. не знаю, удастся ли ей хоть что-то, но когда я хлопнула дверью твоей мазератти, а ты ударил по газам, не оборачиваясь, мне кажется, я заглянула в нее. а потом ее глаза открылись и она взглянула в ответ. мне не понравилось то, что я увидела; я пятилась, боясь оступиться, но поскользнулась, и ее щупальца, ее клешни, ее руки - мокрые, черные, ледяные - обвили мои щиколотки, чтобы утащить под землю. ты знаешь о ней, давид? сталкивался с ней хотя бы раз, или все, что происходит в твоей жизни, несерьезно настолько, что и ям, ран, царапин никаких на тебе нет? ты выглядишь таким смелым. хочешь казаться сильным, крепким, непоколебимым, но стоит только копнуть глубже - улыбка уже не выглядит такой уверенной, а губы предательски дрожат, готовые превратиться в рваную болезненную усмешку. ты куришь так часто, чтобы занять руки, ведь пальцы дрожат, не находят места, не находят дела, когда становится так пусто, так одиноко, так мерзло внутри, не правда ли? я не знаю, каково это, и не знаю таких, как ты, но о таком я читала. в любовных романах, детективах, повестях - не думала, что встречу на самом деле нечто похожее и не стану той, кто испытывает желание помочь, поддержать, подбодрить. укротить огонь, выжигающий все живое или поддержать - искорку, не способную распалиться до красивого пламени. я не думала - и я не стала. потому что все, что я могу тебе дать - только жесты. слова. касания. поцелуи. все, что я могу тебе дать - может дать любая другая, и порой я правда не понимаю, что именно ты во мне нашел. красота? я никогда не сомневалась в своей привлекательности, но я ведь не живу в мире чудовищ и я не одна такая; независимость? это скорее трусость, ведь я избегала тебя не для того, чтобы погонять, чтобы посмотреть, как далеко ты можешь зайти в желании познакомиться поближе, а только потому, что боялась. пугалась. страшилась. называй как хочешь. я не знала, что могу тебе дать - у меня ведь ничего не было кроме моего тела, а ты так охотно велся, так охотно брал, так охотно присваивал, словно это было твоей первой, главной, самой важной целью; словно в большем ты и не нуждался, а телефон тебе был нужен лишь для того, чтобы иметь возможность пересекаться почаще. я понимала, к чему это приведет: я влюблюсь. обязательно западу на красивый римский профиль, обязательно буду ждать внимания, сообщений, звонков, встреч, свиданий, красивых ухаживаний - и все это будет. все это будет прелюдией к сексу в уже знакомом номере знакомого отеля, а потом расход, и все по кругу. ты ведь старше, и наверняка я не первая такая девочка в твоей жизни; наверняка у тебя было уже все то, что я могу дать - скромно, осторожно, неопытно, и я сторонилась, а потом попалась. оказалась в твоих когтистых лапах, но, что удивительно, выбираться из них мне совершенно не хотелось. ни тогда, ни сейчас: мои ожидания ты не оправдал, и это первый раз, когда от осознания этого я испытала лишь облегчение. потому что были и цветы, и встречи, и свидания, и секс, но все не сводило только к возможности поскорее остаться без одежды, потому что мы часто говорили. говорили о разном: наши семьи, наши родственники, наши интересы, твоя работа и моя учеба, искусство, планы на будущее, увлечения - мы говорили о материальном и духовном, о важном и понятном, о неизведанном и далеком; мы говорили и слушали, мы спорили и смеялись, мы ругались, чтобы сразу мириться, не позволяя кидаться в крайности; я пыталась стать для тебя поддержкой и опорой, я восхищалась тобой искренне, честно, без лицемерия и лжи, а ты заботился, оберегал и любил, и я надеюсь, что за эти пару недель это все никуда не делось. ты позволяешь мне выговариваться, сказать обо всем, что меня тревожит, а потом отвечаешь. подхватываешь, оставаясь на своем месте, и я настает моя очередь слушать. я - губка. впитываю каждое слово, хоть и готова комментировать все. ты прячешь руки в карманах широких штанов, нервничаешь, но пытаешься это волнение побороть. я не тороплю, не перебиваю, не хочу сбивать тебя с мысли, хоть и понимаю, что сделать это невозможно: говорить ты умеешь великолепно. - леон сказал, что все так просто не закончится, - я поджимаю губы, когда ты смотришь на меня в упор и приподнимаешь брови, приглашая к продолжению, - что я буду замешана до тех пор, пока не докажут вину тьерри. так что, наверное, я побуду с тобой это время? пока его не задержали? а потом вернусь к себе, - потому что я уверена: если кто и будет кого-то смущать, то только я - тебя, своим постоянным присутствием, навязыванием компании и какой-то иллюзорной спешки, - я не знаю, понадобится ли мне адвокат, но, давид, я не знаю никого, кто помог бы мне лучше тебя. заключим договор? на твоих условиях? пожалуйста? я не хочу, чтобы на мне осталось хоть какое-то клеймо, я ведь, - я опускаю голову, прячу лицо за распущенными влажными волосами, - я совершенно не при чем, ты знаешь это, - моим максимумом были твои сигареты, и то - одна затяжка за раз, пока легкие не жжет от дыма. ты усмехаешься, будто я сказала что-то смешное, но эта усмешка не перерастает в смех, и я не напрягаюсь; я продолжаю разглядывать свои ступни, а ты продолжаешь говорить, пока мое сердце отбивает слишком медленные, слишком гулкие, слишком тяжелые толчки. забавно, знаешь? забавно слышать то, что хотелось услышать давно, но когда это происходит, ты все равно оказываешься к этому неготовым. ты оправдываешься, и такого я за тобой раньше не наблюдала; ты подбираешь слова осторожно, но звучишь так уверенно, что сомнения просто не могут возникнуть, и мурашки от копчика ровным строем несутся вверх вдоль позвоночника, а потом теряются где-то на затылке, прошибаемом током. я облизываю пересохшие губы, кусаю нижнюю, прячу волосы за уши, открывая лицо, не сдерживаю улыбки - счастливой, широкой, почти облегченной, стоит только тебе сказать о том, что я тебе нравлюсь. о том, что ты хочешь называть меня своей девушкой, потому что, давид, - я тоже. я тоже этого хочу. и ты мне тоже нравишься. так сильно, давид, что представить сложно, веришь? - мой голос гораздо тише, но это не имеет никакого значения, - у меня такого никогда и ни с кем не было, и я... я так боялась, что все испортила, - так боялась, что ты сочтешь мой поступок детским, что не захочешь возиться со мной, что предпочтешь более простое решение проблемы и позволишь мне наслаждаться свиданиями с другими парнями, но я бы не смогла. потому что даже смотреть серьезно на кого-то другого у меня просто не получается.
[indent] ты уходишь, чтобы встретить курьера, и я позволяю себе расслабиться, позволю себе осмотреться. говорят, что дома - это всегда отражение личности своего хозяина. ты личность абсолютно многогранная, талантливая и уникальная, и может казаться, что все в твоем доме будет кричать об этом: дорогущая мебель, новейшая техника, ультрамодные элементы декора, но все гораздо проще и спокойнее. светлые голые стены с редкими постерами под стеклянными рамками: я подхожу к одному из них, чтобы рассмотреть поближе, и понимаю, что это, вероятно, какой-то раритетный оригинал; здесь и крестный отец, и лицо со шрамом, и таксист - вероятно, итальянское в тебе кипит гораздо сильнее, чем только можно представить, и я невольно улыбаюсь; между постерами рамки поменьше, и в них красочные, яркие, живые снимки: на одном запечатлены возрастная пара с милой беловолосой бабулькой - не сложно догадаться, что это твои родители и бабушка. они сидят во главе небольшого стола прямо в саду, и на застеленном белом скатертью столе стоят деревянные вазы с виноградом и апельсинами. пятнистая кошка прячется в тени светлой ткани и сыто облизывается, глядя прямо в объектив, едва ослепленный палящим сицилийским солнцем. на другой фотографии ты рядом с девушкой. на ее светлой, не такой загорелой, как у тебя, коже множество веснушек. она улыбается, глядя не в камеру, а на тебя, а ты приобнимаешь ее за талию и улыбаешься так широко и счастливо, что за опущенными ресницами не видно глаз. на вас одинаковые футболки с одинаковыми надписями на итальянском, и я предполагаю, что это твоя сестра; иногда ты говорил о ней и о том, что она учится в мадриде, поэтому живет пока там; иногда вы разговаривали по телефону при мне, и каждый раз ты выходил из комнаты или зала ресторана - в зависимости от того, где мы проводили свое время, и моментально делался тише. или громче. смотря о чем вы говорили. если судить по снимкам, родственниками вас назвать сложно, но если сравнить с предыдущим, то легко увидеть ее сходство с твоим зеленоглазым отцом. на третьем кадре тоже ты и тоже не один. там ты, луиза, твоя сестра, и ее жених. в красных фанатских футболках и таких же красных кепках, только разница в том, что ты и луиза веселитесь, а леон - пока что я виделась с ним чаще всего - выглядит максимально недовольным. так, будто его заставили прийти на трассу и поддержать марка в его домашнем заезде. мне нравится рассматривать эти кадры. ты, на самом деле, ничем не отличаешься - такой же смешливый и в обычной жизни, не только на фото, но твоя улыбка как будто в тысячу раз заразительнее, и мои губы невольно тоже растягиваются в стороны. я не сразу замечаю твое возвращение. ты заносишь пакеты с едой в комнату и опускаешь их на журнальный столик; прибираешь свои рабочие документы и откладываешь их в сторону - при всем желании я бы не коснулась бумаг, разложенных, наверняка, в каком-то знакомом только тебе порядке, и поэтому жду возможности тебе помочь. разворачиваю пакеты, перекладываю готовую, еще не успевшую остыть, еду в тарелки, пока ты разбрасываешь на полу подушки и усаживаешься, опираясь на одну из них. я следую твоему примеру, опираюсь на колени и разглядываю каждую порцию, прежде чем выбрать, с чего начать. глаза разбегаются, есть хочется безумно, и я чувствую, как густеет слюна, как желудок просыпается, и тянусь к салфеткам, чтобы расстелить их перед собой и не запачкать ковер.
[indent] я не замечаю, как ты наблюдаешь за мной, и невольно замираю, когда твои пальцы оборачиваются вокруг запястья. ты рассматриваешь алеющие следы от наручников, и спрашиваешь, больно ли. ответить однозначно сложно: тогда, когда их только пристегнули, было неприятно. потом - в камере - больно, потому что каждое случайное движение натягивало тонкую цепочку, каждое движение заставляло металл въедаться в кожу, и мне даже не удавалось задремать хотя бы ненадолго: руки соскальзывали, браслеты звенели, железо царапало; но сейчас - сейчас физической боли нет. хочется, чтобы следы поскорее исчезли, чтобы перестали отражаться уродливым клеймом, и отвожу взгляд в сторону, когда ты спрашиваешь вновь. - я вышла из дома без ничего. я не собиралась куда-то идти с ним, не хотела даже разговаривать, но он продолжал писать и звонил, он приехал к дому, и я решила поставить во всем точку. я собиралась ложиться спать, и я даже не захватила ключи, потому что была уверена, что вернусь домой быстро, - я пожимаю плечами, позволяю тебе подтянуть меня ближе, и приподнимаюсь. переползаю через подушки, устраиваюсь на твоих коленях, потом - ближе, на бедрах; - и я не знаю твой номер наизусть. навряд ли бы кто-то там позвонил тебе вместо меня? но мне повезло, если так конечно можно сказать, что там был леон, - не смотреть на тебя тяжело, потому что теперь я выше, и это смущает; твоя близость смущает, хотя еще пару минут назад я так откровенно ее искала, - ну и... я ведь сказала? я не знала, как ты отреагируешь, давид. меня пугало это незнание. между нами было многое – несмотря на тот короткий промежуток времени, в который мы ходили на свидания, общались, встречались; между нами было многое, и даже наше знакомство началось не с попыток узнать друг друга получше, а с голодных жарких поцелуев, из-за которых хочется поскорее избавиться от одежды и свести бедра сильнее, сдерживая возбуждение; с долгого и медленного секса в дорогущем номере отеля; со стонов, развратных горячих разговоров и шепота в ночи; с душа по отдельности и совместного завтрака тем, что не включено в стоимость проживания. между нами было многое: вторая и третья встречи – такие же дикие, такие же страстные, такие же животные, лишенные разумного и полные инстинктивного; между нами было многое: случайное пересечение в полицейском участке, из которого ты меня вытащил, притворяясь моим дядей (это максимально тупо, но я была благодарна тебе, ведь тогда родители не узнали о моем попадании туда); ужин в неплохом ресторане, обмен телефонами и переписки с ночи до утра; кофе перед началом твоего рабочего дня или между моими парами, знакомство с твоими братьями и сестрами, с другой твоей родней. между нами действительно было многое, но ни разу я не чувствовала себя такой смущенной, как сейчас. и дело не в том, что я сижу на твоих бедрах – я сидела на них не единожды в твоей тачке, например, или в твоей спальне, или на пляже, после долгой прогулки; дело в том, что сейчас ты предельно близко ко мне, предельно внимателен и терпелив; дело в том, что ты ласков и заботлив – как всегда, но сейчас в тебе чувствуется такая злость, такая бессильная ярость от невозможности действовать и такая готовность меня защищать, что внутри все сводится тугим узлом. я продолжаю смотреть на тебя сверху вниз. мои волосы все еще влажные, им потребуется как минимум час, чтобы нормально высохнуть природными маленькими колечками, но тебя это мало беспокоит, и ты накручиваешь на палец длинную прядь, пока примерно то же самое я проделываю с тобой, массируя коротко стриженный колючий затылок. ты смотришь на меня, практически не моргая, как на что-то действительно красивое. эфемерное, воздушное, величественное. мне знаком этот взгляд, потому что так я смотрела на работы рафаэля санти, когда ты пригласил меня в галерею; так я смотрела на вековые исполинские деревья, когда мы ужинали в ботаническом саду; так я смотрела на рассекаемые острым носом белоснежной яхты волны: я склонилась над бортом, опустила руку, чтобы ощущать брызги соленой морской воды собственной кожей, а ты стоял рядом и придерживал за талию, чтобы не позволить мне вывалиться, если что-то пойдет не так; так я смотрела на тебя – каждый раз, когда ты говорил о каком-нибудь судебном разбирательстве, которое тебя безумно волновало, или о своей сестре, или обо мне – на итальянском, прямо как сейчас. мне знаком этот взгляд, и он мне, как и прежде, трепетно волнует. ты заговариваешь. обещаешь, что поможешь, что убережешь, спасешь, и я киваю; облизываю губы – они сохнут от того, как сильно мне хочется тебя поцеловать; я верю тебе, и мне не нужны слова, чтобы убеждаться этом. в абсолютной безопасности я всегда чувствовала себя лишь дома. рядом с отцом. потому что знала, что он сделает все ради меня и моего спокойствия. теперь точно так же я ощущаю тебя с собой, давид. как будто ты и есть защита. как будто ты и есть стена, за которой я могу ничего не бояться.
[indent] твои губы касаются моих едва заметно; я тут же, по привычке, закрываю глаза и поддаюсь навстречу; эти поцелуи не похожи на те, что были обычно. они мягкие, ласковые, осторожные. ты не пытаешься углубить поцелуй, не пытаешься разомкнуть мои губы и двинуться языком, и я тоже не спешу это делать. мне нравится, как ты задеваешь то верхнюю, то нижнюю, как предельно осторожно оглаживаешь мои плечи, щеки, мою шею и затылок, как ты позволяешь нам наслаждаться каждым моментом, и это – поверь, милый, это дорогого стоит. я прижимаюсь ближе к тебе ответно. мои пальцы сжимают воротник не до конца застегнутой рубашки, сжимают складки ткани на плечах, на напряженных предплечьях – я чувствую, как играют мышцы под твоей сокрытой хлопком кожей, как бьется заполошно горячее сердце и улыбаюсь, улыбаюсь сквозь этот поцелуй, неохотно отрываясь. в другой день я бы прилипла к тебе пиявкой, давид, но я – я все еще жутко голодная, – я облизываюсь, смакуя горечь табака, которой пропитаны твои чувственные губы, – последний раз я нормально ела только вчера утром, поэтому… ты не будешь против, если мы сначала поедим? – я улыбаюсь, и ты улыбаешься тоже; и я не знаю, чего ты ожидаешь: того, что я слезу и пересяду, вероятно, или того, что я захочу отодвинуться от тебя, но уменьшать расстояние между нами – последнее, чего мне действительно хочется. я разворачиваюсь, не спускаясь с твоих колен, и перекидываю ноги так, чтобы было удобнее, вытягиваю, упираясь босыми стопами в основание дивана, и ты тут же опускаешь ладонь на мои колени. я прижимаюсь к тебе боком, тянусь вилкой к тонкому куску томленной в сочном маринаде говядины и толкаю его в рот первым делом. сначала в свой, а потом, поддев еще один кусок, подношу его к твоим губам, потому что твои руки заняты: одна все еще накрывает острые коленки, другая поддерживает спину, оглаживая неприхотливо то вдоль ткани, то пробираясь под нее. ты смотришь на меня лишь несколько секунд, а потом размыкаешь губы и позволяешь себе стянуть с вилки мясо, медленно разжевывая. твое внимание меня смущает, поэтому я отвожу от тебя взгляд и возвращаю его к заставленному едой столику, – я уверена, что ты тоже не ужинал, поэтому давай расслабимся и сделаем это вместе? – я не знаю, о чем ты думаешь прямо сейчас. но мне наконец удается отпустить себя. удается избавиться от напряжения в плечах и руках, и мои пальцы дрожат не так сильно; я не знаю, о чем ты думаешь сейчас, но я чувствую твой взгляд, и от него горят даже уши. ну же, давид. позволь мне позаботиться о тебе ответно. позволь мне эту маленькую прихоть, ведь мы так давно не были настолько близки. фоном играет музыка. какой-то топ-чарт свежих новинок, и под четкий, качающий рэп отвлекаться на что-то чуткое, сентиментальное, удается с трудом - обычно, - но не сейчас. потому что сейчас мир как будто бы схлопывается. уменьшается до размеров атома, а мы вместе с ним, и в серединке, в этом ядре продолжает любить друг друга, позволяя чувствам выплескиваться наружу и не позволяя им затвердеть. потому что мы оба знаем: ты - наверняка, судя по твоему большому опыту, я - предполагаю, что засидевшиеся, затвердевшие чувства будут копиться, откладываться тяжким грузом, забивать поры, капилляры, вены, клапаны, а потом они умрут, и мы умрем тоже. не буквально - однажды, разумеется, да, но сейчас - только фигурально, только образно. ты больше не медлишь. не смущаешься (хотя я не вспомню, чтобы хоть один раз мне удавалось заставить тебя покраснеть) и терпеливо ждешь, пока я пробую горячее первой. вкуснее томленой говядины только ризотто с креветками. я даже не удивлена тому, что ты выбрал итальянскую кухню французской, и я рада, потому что есть что-то в этом изобилии специй и пряностей. я прожевываю одну креветку, а вторую скармливаю тебе, поддерживая под вилкой ладонь, чтобы она не соскользнула вниз, и понимаю, что мыслю в верном направлении: креветка соскакивает, слишком мягкая, чтобы не развалиться на части, и я уже собираюсь собрать ее вилкой еще раз, но ты опережаешь меня. удерживаешь мое запястье и губами накрываешь ладонь, съедаешь с моей руки, касаясь ее так нежно, и лижешь коротко, совсем по-животному. становится не до смеха, веришь? ты не отрываешь от меня взгляда, пока собираешь остатки креветки и прожевываешь их, и я понимаю, что все еще чувствую голод.
[indent] но уже, вероятно, совершенно другого плана. – давид, – я зовут тебя полушепотом, зову робко, тихо, неуверенно, но ты реагируешь моментально. ты всматриваешься, вслушиваешься, пытаешься уловить что-то, пытаешься понять, чего я от тебя хочу, но я думаю, что ты уже догадываешься, потому что твои горячие ладони оживают: та, что на колене, двигает медленно выше, касаясь невесомо; та, что на спине, опускается ниже, как будто ей на встречу: пальцы кружат вдоль резинки пижамных шорт, а потом, я не замечаю, в какой именно момент это происходит, скользят под нее, к оголенной коже ягодиц, – давид, – я повторяю вновь, поддаюсь чуть ближе к тебе, откладываю в сторону вилку и торопливо облизываюсь; ты не улыбаешься больше, и я не улыбаюсь тоже. я напрягаюсь, только чтобы сесть удобнее, только чтобы вновь приподняться и оседлать твои бедра, чтобы схватиться на края рубашки и расстегнуть все оставшиеся пуговички, одну за другой, выуживая подол из-под пояса штанов. ты не останавливаешь меня и не подталкиваешь ни к чему, ты наблюдаешь, как будто со стороны, и я зову еще раз, чуть громче, чуть отчаяннее, – давид, – и твое имя рассыпается не буквами, не звуками; твое имя рассыпается чувствами, живыми, переполняющими; твое имя рассыпается на языке, когда я позволяю губам следовать за пальцами, когда вновь - к твоей обнаженной, изрисованной не связанными между собой рисунками, груди; когда губами к острым ключицам, к впадинке между ними, к твердым мышцам, к темным соскам, к кольцу в одном из них - зубами, потому что шипишь сквозь губы, потому что ты чуть дергаешься от остроты ощущений, потому что ты останавливаешь меня только в тот момент, когда я, царапаю живот. не переживай, я не стану раздевать тебя. ты перехватываешь мою руку, и я послушно останавливаюсь, ведь ты делаешь то, о чем я прошу. я шепчу: – поцелуй меня, – и этого достаточно. для того, чтобы урезал то мизерное расстояние, которое между нами было; достаточно для того, чтобы этот поцелуй я почувствовала всем телом. сладкий, осторожный, как будто бы интимнее всего, что между нами уже было, представляешь? я открываю рот, и ты не упускаешь момент, чтобы углубить; я чувствую вкус риса, мяса, креветок и томатов, чувствую вкус крепких сигарет и ментоловой жвачки, чувствую эту отвратительную вкусовую мешанину, но мне так все равно, потому что ты дышишь шумно, через нос, и теперь уже обе твои руки под моей майкой, обе они оглаживают лопатка и пересчитывают позвонки, обе они спускаются ниже, чтобы сжать ягодицы сквозь ткань задравшихся шорт, обе они поднимаются обратно, чтобы поиграть с лямками, чтобы запутаться в волосах, чтобы коснуться щек, чтобы остановиться - оторваться - замереть - и надавить на пухлую нижнюю губу, наблюдая за тем, как обрывается между нами ниточка смешанной слюны. твои губы краснеют, щеки и грудь покрывается хаотичными лихорадочными пятнами алого румянца, и в любой другой вечер ты бы не останавливался. я бы уже оказалась без белья, ты, вероятнее всего, тоже, но сейчас как будто все иначе, и я благодарна тебе за эту медлительность, за готовность жать, не торопиться и остановиться в любой момент, даже если останавливаться мы будем не готовы.