[indent] приторный и предельно привычный запах ладана, лаванды и кофе - чтобы перебить то, как пахнут лекарства и медицинский спирт; приоткрытое окно на кухне вне зависимости от погоды, через щелку в комнату проникает легкий ветерок и свежесть вечернего дождя; в горле остаточный ментоловый привкус леденцов, которые она так любит. на часах половина десятого. в ее спальне горит свет, дверь прикрыта, мама молится перед сном, перебирает слова на испанском - благодарит за очередной день, в первую очередь просит за меня - внутри что-то ломается, когда она произносит мое имя с такой нежностью и заботой, - а потом молится за себя, говорит что ей еще рано уходить, просит джакобо подождать ее еще немного. от упоминания имени отца под сердцем оседает грузная и ноющая боль, поэтому я возвращаюсь на кухню. я набираю воду в чайник, прочищаю горло, пытаюсь скоординировать и усмирить собственные мысли, отогнать накатившую тревогу, которая под трахеей елозит, в солнечном сплетении царапает, меж лопаток дрожью и холодом, что пробирает до костей. ты называла меня эгоистом, говорила так часто что я думать только о себе и могу, носом тыкала меня в мою же гордость - ты даже не подозревала, принцесса, что только у тебя получалось так задевать меня, елозить в моей грудной клетке, уродовать изнутри нездоровыми шрамами. все просто, оказывается все это пиздец как просто: я цепной пес моих собственных амбиций. я на привязи своих принципов. а вокруг глотки крепко застегнут ошейник из твоих собственных слов, которые не дают покоя, никак не отпустят - и с каждой нашей последующей ссорой, он все сильнее затягиваются вокруг гортани. однажды я задохнусь, сдохну, выпущу из себя последние клубы кислорода, веришь? настолько очевидное отчаяние иногда просачивается песком меж пальцев и падает к ногам; настолько привычное состояние - верить что по утру тебя не будет рядом; что однажды ты потеряешь интерес; что устанешь, найдешь кого-то получше, окажешься для меня просто видением, сном в самом начале недели, который больше никогда не сбудется. никаких клятв, никаких обещаний, никаких признаний: мы так боялись говорить друг другу о чувствах, зато никогда не боялись упрекать, винить, задевать настолько, чтобы иглой пройтись сквозь, а следом алой нитью - наша сплетенная кровь. какая разница каким образом она окажется под ногами - сплюнутая наравне с желчью или стекшая по коже из зияющей дыры в груди? на самом деле я просто трушу, до жути боюсь того, что корить себя придется дважды сильнее - потому что ты шипы, а не розы, джилл. потому что когда я перестану упрекать себя за то, что ежедневно проебываюсь по всем фронтам - как сын, как спортсмен, как человек у которого все идет по причинному месту, - а начну себя винить еще и за то, что не могу дать ничего тебе. как долго будет достаточно одной лишь только любви - как паршиво, ведь я никогда не говорил тебе об этом вслух. аккуратно вкраплял в прикосновения, в своих поцелуи, позволял обожанию скользить в своем взгляде, в своей нежности обращенной к тебе, в словах которые звучали лишь жалким оправданием перед твоим отцом - ни я никогда не говорил об этом тебе. в голос, чеканя ровно и уверенно три самых простых слова. я запал на тебя, принцесса. крепко, сильно, глубоко заляпался. настолько, что дышать иногда могу лишь только рядом с тобой. настолько, что порой ты остаешься моей единственной мыслью, моей луной - твоим солнцем был я; настолько, что иногда казалось будто бы смысл в тебе - в тебе одной. банально, правда? а что если не вырвусь? что если придется оставить спорт, продать вначале тачку, потом байк, чтобы продолжить оплачивать ее лечение? что если ничего не выйдет - разве ты готова упасть со мной на самое дно? не боишься запятнать себя и свою честь, принцесса, когда погрязнешь в том, из чего я выбраться не могу? мне сложно дается осознание, чертово понимание что такая как ты - может испытывать что-то к такому как я. блять, я чувствую себя грязным. словно мои руки в копоти, пыли, гнили по локоть; словно мой удел - секс в туалете дешевого бара, не больше этого. я не больше чем легкое и мнимое удовольствие - кто-то выбирает дорожки белого порошка, а ты выбрала меня своим нездоровым, ядовитым развлечением, к которому не планировала привыкать, потому что сможешь остановиться вовремя. после второй, третьей, четвертой затяжки. и я корил себя за эти мысли. пытался выкорчевать их, хотел вывернуть себя наизнанку и выдрать их с корнем, хотел не думать - богом клянусь, - но каждый раз я неизбежно возвращался в эту пустую комнату внутри себя. и в ней же я осторожно сойду с ума - а может сам себя же сведу, потому что не смогу себя же убедить в том, насколько это неправильно. не смогу избавить себя же от чертовых чувств к тебе, которые не ветвями распустились - а железными прутьями, что обогнули сердце, сжимают в своих кованых объятьях в каждом болезненном ударе. я прочищаю горло, слышу ее тихие и неторопливые шаги за своей спиной за секунду до того, как чайник разрежет тишину своим свистом. она всегда пьет мятный чай перед сном - ей так легче засыпать, хотя мне кажется что это просто привычка, которую она переняла от отца. и я ей потакаю, точно так как это делает и она. — ты так давно не приходил ко мне с ней. — она говорит тихо, как бы невзначай, садясь за стол ровно в тот момент, когда я ставлю перед ней кружку. следом поджимает губы - меня выдает взгляд или легкая дрожь в руке и она это замечает моментально. впрочем, она всегда замечала любые перемены во мне, читала меня как открытую книгу и довольно часто пользовалась этим. а ты, принцесса? разве рядом с тобой я не такой же? я мог бы соврать. сказать что больше и не приведу тебя, что не хочу тебя видеть, что меня даже не задело, как у тебя не хватило храбрости - или это твоя ответная гордость? - зайти и прочитать мои последние сообщения, ответить, а потом к херам заблокировать и снести чертов чат. заместо этого он все там же. в закрепе, первым и основным. в терпеливом ожидании твоего очередного сообщения. я мог бы пожать плечами, разыграть собственное равнодушие, выдрать из себя то вранье, которое хотел бы сам принять за правду - заместо этого я скрещиваю руки на груди и поясницей упираюсь о столешницу, намеренно не пряча свой взгляд. — все сложно. не знаю, может я и не приеду больше с ней. — может это самое рациональное решение, может так правильнее всего, может лучше отпустить тебя, чем цепляться за то, что никогда не сможет мне принадлежать? пропасть между нами слишком большая - даже с разбега я не дотянусь, упаду так болезненно, что неминуемо переломаю все свои кости, а потом этой же болью буду гореть изнутри. — dios mio, ну ты и дурак, каин. ты ни на одну свою подружку так не смотрел как на нее. поругались и все? твой отец, — я закатываю глаза, отталкиваюсь от столешницы и сажусь на стул рядом с ней, — да, я помню. когда вы ругались, папа торчал у тебя под окнами всю ночь. а потом тебе становилось жалко и ты прощала его. я знаю. но тут все по-другому. я не думаю, что у нас что-то выйдет. — она цокает языком, ставит кружку на стол с громким стуком и смотрит на меня в упор, мотает головой осторожно и я знаю, понимаю что она хочет сказать, поэтому не позволяю, встаю со стула и со спинки хватаю курточку, ловко уворачиваясь от ее попытки стукнуть меня по плечу. — мне нужно ехать. завтра утром гонка, было бы неплохо выспаться. и тебе тоже пора спать. — я натягиваю куртку и закрываю окно. если ночью снова пойдет дождь, вода попадет на кухню. пропускаю ее очередные слова мимо ушей - она переходит на испанский, ругает меня за мой характер и упрекает за то, что я пытаюсь избежать разговора, а я только мотаю головой в ответ. — я поговорю с ней. если приду первым к финишу. — такое глупое обещание. я первым не приду и мы оба это знаем. и я не напишу - ты же не хочешь больше читать мои сообщения. я торопливо хватаю шлем и выскальзываю из дома даже не дослушивая ее монолог, смеюсь ответом на ее слова о том, что я ни капли не похож на отца, а потом желаю ей доброй ночи, прежде чем завести мотор и выехать из небольшого дворика. на самом деле, я бы отдал все чтобы ты была завтра там. я наступил бы своей гордости на глотку и убил бы свой же эгоизм ради возможности снова тебя поцеловать. я бы сделал все ради тебя, джилл. ведь во мне любви к тебе было больше, чем здравого смысла. и ты ведь знаешь как сильно я не люблю давить по тормозам.

[indent] я ненавидел себя за ту слабость в себе, которую не мог контролировать. за последние пару недель, ощущение беспомощности въелось в кожу, во все клетки, на субатомном уровне вплелась, уже не избавиться ни под каким предлогом, не получится. витальная нужда надеяться на кого-то, пальцами здоровой руки цепляться за края раковины, закрывая глаза до звездочек под веками, вынуждая себя привыкать к боли - удивительно, что человек может приспособиться ко всему, может свыкнуться со всеми условиями и условностями, но резь как была мучительной - так и останется до самого конца. жаром будет гореть, пожаром тлеть и дыры выжигать изнутри, дробить кости, ломать стержни. иногда было настолько мучительно, что я позволяю таким неправильным мыслям поселиться в голове - меня могло не стать. тогда бы не было больно. а потом в памяти всплывает твой образ. слезы на твоих глазах - ты так старательно их прятала, замазала мешки, искусанные губы подкрасила, чтобы я не догадался о твоих переживаниях. наверное я не справился бы. наверное сломался бы окончательно, если увидел как ты плачешь. я ненавидел себя за ту слабость, которая появилась во мне. за дрожь в руках, за неспособность даже чертов душ принять самостоятельно, за то, как отчаянно нуждался в тебе, за то, как беспокойно спал и как, иногда, не спал и вовсе по ночам, в уме считая минуты до наступления рассвета - тогда ты придешь, появишься на пороге палаты и станет легче, проще пережить очередной день с блядской слабостью, которую я презирал. но боже, как же я любил ту слабость, которая есть во мне к тебе. любил как сердце пропускало по удару от каждого твоего прикосновения, как начинало биться чаще от твоего присутствия рядом, как реагировало на тебя мое нутро, тянулось, изнывало, так отчаянно нуждалось. я любил узоры пальцами рисовать на твоем теле под покровом ночи; я любил целовать твои плечи, твои щеки, твою шею, когда мы принимали вместе душ; я любил дышать твоим запахом, любил видеть на тебе мою одежду, любил когда ты читала мне вслух свою книжку, любил когда ты касалась моих щек, так пристально рассматривая мои веснушки и любил, так сильно любил осознавать, что я тебе нужен также сильно, как ты нужна мне. и было что-то предельно важное в твоей заботе. нужное, витальное, осязаемо-крепкое. мне повезло - твой отец покрывал все расходы моего лечения, он оплатил и операции, и лекарства, и услуги врачей. он приходил ко мне однажды, через несколько дней после того, как я пришел в сознание. занял место на кресле, в котором постоянно сидела ты - ты послушно вышла из палаты по его просьбе, даже если часть тебя так хотела воспротивиться этому, да? - запрокинув ногу на ногу и хмуря брови, он открыто заявил что это плохо. я не смогу вернуться, не сумею продолжить сезон - наверняка, врачи докладывали ему обо всех изменениях в моей состоянии. а потом он лишь пожал плечами, отмахиваясь от моих извинений и коротко улыбнулся - в первую очередь он делал это для тебя. не потому что ты просила, а потому что нуждалась. не потому что ты ждала этого от него, а потому что так он заботился о собственной дочери, не позволяя себе испытывать ко мне ненависть и разочарование - за паршивые результаты, за измены его жены, за попытки перекинуть вес своей ответственности на чужие плечи. я знал что ты подслушивала, знал что ты была за дверью и вслушивалась в каждое слово, от того и не спросила как все прошло - ты знала что я сказал ему что ты мне важна, как пообещал что не разобью твое сердце, как поклялся что уберегу тебя от любой боли, а не наоборот. и ты знала, что он пообещал что протолкнет меня в лигу повыше, если я вернусь и покажу хорошие результаты. последний шанс - а внутри что-то сжалось до размеров атома, потому что я пропущу месяцы тренировок, растеряю форму, запомнюсь лишь как главный пострадавший в аварии, о которой все только и говорят. ты мягко улыбнулась когда вернулась в палату. поджала губы, нервно крутила колечки на пальцах, притянула кресло ближе и рассказала о маме - о том, что ей стало хуже; о том, что ее госпитализировали; о том, что ты отвезла ее в другую больницу, что оплатила все, что не могла позволить ничему случиться с ней ради меня. а я не смог воспротивиться. не нашел в себе силы сказать что-то, кроме слов благодарности - ты так старалась, будто бы я правда стоил этого; словно ты действительно любила настолько, что обиду выкорчевала из себя, лишь бы мне дышалось легче. я плохо спал той ночью, не смог даже глаза толком сомкнуть, позволил мыслям как мелким мошкам и тараканам выжирать меня неторопливо изнутри: наверное, мы правда любили друг друга сильнее чем должны; наверное, я правда в тебе нашел чертово доказательство того, что меня можно любить, вопреки всему тому, что царапает, подминает под себя, ломает и забирает все без остатка. и даже в этом ворохе я найду то, что смогу отдать тебе. мое сердце, мою преданность, мое негласное обещание что стану для тебя всем: ровно также, как всем стала ты. забавно, как в попытках перегрызть друг другу глотки, мы задели что-то куда ценнее - я никого не подпускал к себе так близко, как тебя; а ты не перед кем не раскрывалась так, как делаешь это со мной. я хочу, чтоб твой парфюм до самой смерти был на мне; я хочу не переставать тебя касаться, я хочу нуждаться в тебе каждый блядский день и не хочу тебя отпускать. уже не отпущу - ты ведь этого боишься каждый раз, когда смотришь на меня, когда шепчешь что все нормально, когда переплетаешь наши пальцы и позволяешь сжать твою ладонь в своей. боишься что все закончится за пределами этой душной палаты - точно моей личной клетки. боишься, что я перестану в тебе нуждаться. как будто это возможно, принцесса. но, знаешь? я тоже этого боюсь. боюсь что ты уйдешь, что больше не вернешься. боюсь что однажды приеду к финишу и ты не поцелуешь. и речь сейчас идет совсем не о гонках.

[indent] твои губы накрывают мои, ты поддаешься вперед, выполняешь небольшую просьбу и целуешь; дышишь тяжело, позволяешь своим пальцам запутаться в моих волосах, а ноготкам царапать заднюю сторону шеи, пока ты углубляешь поцелуй, поддаешься, двигаешься языком внутри моего рта намеренно дразня, разжигая огонь, заставляя желать тебя до безумия, чтобы тебя было больше, чтобы сильнее, крепче, ближе. ты кусаешься, дразнишь, языком собираешь нашу слюну, позволяешь приглушенному стону протолкнуться внутрь моей гортани, пока я целую тебя ответно. ты позволяешь мне напирать, делаешь шаг назад ровно в тот момент, когда я делаю шаг вперед, вынуждая тебя уткнуться спиной в стену и ты послушно, потому что знаешь меня, разводишь ноги чуть по сторонам, чтобы я уперся коленом между, чтобы прижался плотнее, чтобы был ближе. на тебе моя футболка, от тебя пахнет моим дезодорантом, моим гелем для душа, моими духами - и я почти чувствую как под животом что-то предательски крепко затягивается узлом. триумфальное чувство собственности растекается сладкой патокой, я ощущаю ее привкус на кончике языка - вместе с твоим вкусом, когда ты продолжаешь целовать, когда позволяешь не останавливаться, прерываться лишь на мгновение, чтобы воздуха хватило. до того, как затмишь собой все мысли, как заполонишь собой все что есть живое внутри меня. каким-то образом тебя всегда так мало - предательски мало, и я испытываю лютый голод каждый раз, когда ты замедляешься, останавливаешь, замираешь. ладонь здоровой руки скользит под футболку, вверх по твоей коже, покрывая ее мурашками, по ребрам, останавливаясь на безопасной дистанции; твоя рука на моей груди - слышишь, джилл? как бьется сердце из-за тебя, как заходится, как не способно нормально функционировать и сбоит, постоянно сбоит по причине тебя. чувствуешь, джилл? как горячеет кожа от того, насколько ты мной желанна, насколько ты мной любима, насколько ты важна? под ключицами толпищами собираются чувства, под ребрами желание, в предсердье вся любовь. мне тебя мало. до жути, до невозможного, до боли мало и ты это чувствуешь. когда поцелуи становятся более жадными и голодными, когда я становлюсь более нетерпеливым, когда напираю все сильнее и сильнее - ты отрываешь свои руки от моей груди, касаешься щек, оглаживаешь кожу, и отводишь лицо чуть в сторону, когда я хочу поцеловать снова, вынуждая губами мазнуть по твоей щеке. а потом отрываешься, прижимая палец к моим губам и, веришь? я готов щенком заскулить сейчас, просить тебя не останавливаться, не останавливать меня, но я поддаюсь, уменьшаю совсем немного расстояние между нами и демонстративно облизываюсь, позволяя уголкам губ дернуться в еле заметной улыбке. я все еще не могу собрать мысли, все еще сфокусирован на собственных ощущениях от твоего поцелуя, от того, насколько я, на самом деле, по тебе истосковался, как изголодался, как хочу тебя сейчас: всю и сразу только себе одному. ты улыбаешься ответно, утираешь уголки моих губ своим пальцем, свободной рукой продолжаешь крутить кудряшки моих волос меж пальцев и смотришь не отрываясь. я ощущаю насколько неудобно мне приходится лишь с одной рабочей рукой, горячая ладонь все еще под твоей футболкой и большим пальцам я глажу твою кожу, ненавязчивой лаской, подобной той, которой меня одариваешь и ты. я не могу заставить себя снова увеличить расстояние между нами, а ты и не требуешь, от того мы и продолжаем находиться в критической близости друг от друга и я чувствую твое теплое дыхание, как оно скользит по моей коже когда ты говоришь, а я продолжаю слушать. вбираю в себя каждое слово - ты дразнишь, идешь по грани, пытаешься открыто вырвать из меня те слова, в которых ты нуждаешься - ты ведь прекрасно знаешь что я уже не смогу тебя отпустить. ты ведь прекрасно знаешь каким будет каждый мой ответ. — не думал что ты так быстро предложишь съехаться. — губы рассыпаются в улыбке, я коротко усмехаюсь и смотрю прямиком в твои глаза. пальцы скользят выше - на тебе сегодня нет лифа и это заводит еще сильнее, знаешь? когда мои пальцы так близко к твоей груди, но я вынужденно себя торможу, прекрасно подмечая как на одно только мгновение твое дыхание сбивается и ты замираешь. — будь моя воля, я бы попросил тебя остаться тут навсегда, принцесса. но это уже не такая уж и маленькая просьба, правда? — я издаю короткий смешок, наклоняю голову чуть вбок, твои ладони на моих плечах, массируют сквозь ткань одежды, словно пытаясь расслабить - а я уже расслаблен, до жути спокоен, ведь я дома. и речь не про квартиру; ты - мой дом. — мне правда нужна будет помощь и, как по мне, лучше тебя никто с этим не справится. — ведь ты уже так умело заботилась обо мне до сих пор. двигалась на инстинктах, умело справлялась со всеми задачами, не смущалась никогда и не позволяла мне зацикливаться на мыслях о том, насколько я жалок; насколько это унизительно, в особенности в те моменты, когда эффект обезбола проходит. — но, джилл, я не знаю если могу тебя об этом просить. ты не можешь поставить свою жизнь на паузу на пару месяцев. ты не можешь тут оставаться до тех пор, пока я не смогу пользоваться и второй рукой. у тебя работа, наверняка ты и без того задержалась в городе. — и я отпускаю глаза, мотаю головой, поджимаю губы - думаешь я не ловил себя на этой мысли слишком часто? что ты, должно быть, отказалась не от одной только возможности, лишь бы не уезжать, задержаться со мной чтобы поддержать, помочь. думаешь, я не корил себя за то, что не имею ни малейшего понятия как оплачу тебе за это все? я не позволяю себе запнуться, снова поднимаю свой взгляд, не позволяю тебе засомневаться или пожалеть, пока моя ладонь скользит ниже и снова оказывается на твоей талии. мне бы хотелось раззадорить тебя, но ты просила не торопиться и этот разговор, очевидно, нам нужен. он нужен был нам давно. как лекарство, которое мы отказывались принимать так долго. — я тоже не думаю что ты эгоистка. и я не сомневаюсь в тебе, джилл, ладно? — я знаю как часто разбивали тебе твое сердце; я знаю что тебе изменяли и знаю, принцесса, что ты так не поступишь со мной. — я думал что если ты не приедешь - я больше не напишу, не позвоню. а сейчас понимаю четко. я бы не дал всему закончиться так легко. я бы тосковал по тебе слишком сильно. — и голос сходит на громкий шепот. потому что это лично, потому что это искреннее, потому что это важно. потому что, до жуткого банально, но, милая, я уже не знаю как быть без тебя.

[indent] моя ладонь выскальзывает наконец-то из под твоей футболки, она оказывается на твоем запястья и я скольжу ниже, неторопливо, переплетая наши пальцы. ты позволяешь, ты расслаблена и мне до одури нравится думать, что это мои прикосновения так действуют на тебя. большим пальцем я глажу твою кожу, все еще чувствую твою вторую руку то сзади меня, то она оказывается на моей груди, снова перебирая мятую ткань моей футболки. я облизываю губы, слышу как мой последний выдох - более сиплый, вырывается наружу шумно, я поджимаю губы, глазами ловлю твои - забавно, что сейчас даже молчание между нами ощущается легким. — принцесса. я всегда воспринимал тебя серьезно. — говорю тихо, старательно подбираю каждое слово, в попытках вложить в них смысл, который важен мне. который важен нам. — и все эти три месяца что были... я не считал это развлечением. для меня это было важно. и остается важным. — я снова поддаюсь чуть вперед, уменьшаю до максимума расстояние между нами - минимальная разница в росте играет нам только на руку и я носом скольжу по твоей щеке, замираю, оставляю короткий поцелуй возле твоего уха, задерживаюсь губами, а потом улыбаюсь коротко, шепотом возвращая тебя к действительности. — я бы хотел чтобы между нами все было серьезно. чтобы ты была моей девушкой. а я твоим парнем. — и я снова мажу губами, еще и еще, оставляя несколько поцелуев один за другим. хочу быть твоим. хочу чтобы ты была моей. хочу познакомить тебя со своими друзьями и узнать твоих. хочу рассказать маме о том, что мы вместе. хочу открыто целовать тебя посреди улицы в любое время. хочу выиграть заезд и рассказать о том, что в первую очередь, сделал это ради тебя. и благодаря тебе, твоей вере, твоей поддержке. я с трудом отрываюсь от тебя - мне бы хотелось продолжить, потому что мое тело так отзывчиво реагирует на тебя, так просит тебя, так в тебе нуждается, но я не хочу торопиться. не хочу делать это посреди коридорчика. не хочу чтобы все закончилось слишком быстро. я отдаляюсь на шаг, но не отпускаю твою руку, все еще крепко сжимаю твою ладонь в своей и настойчиво тяну тебя за собой. — мне кажется я все еще пахну больницей. как будто запах въелся в кожу, знаешь? — ты следуешь за мной в сторону ванной комнаты, щелкаешь выключателем самостоятельно, потому что моя свободная рука держит твою, и заходишь следом, совсем немного прикрывая дверь за нами. прятаться не от кого, но чтобы тепло не убежало из комнаты слишком быстро. — поможешь? — ты киваешь, немного хмуришь брови и помогаешь избавиться от фиксатора - рука расслабляется, кажется не так напряжена, но я на секунду хмурюсь от дискомфорта и боли. ты замечаешь, останавливаешься, но я лишь кивком говорю что все в порядке. ты включаешь воду в душевой кабинке, чтобы стекала пока не согреется, а потом возвращаешься ко мне и помогаешь стянуть футболку. я замечаю, как твои глаза, так привычно, скользят по моей груди, по моему животу и это так заводит, если бы ты только знала, принцесса. ты тянешься к ремню на джинсах, а я накрываю твои пальцы своей ладонью и останавливаю. — не торопись. — ты мешкаешь, не сразу понимаешь чего я хочу, но стоит только увидеть мой взгляд, твои глаза ответно загораются. — я бы хотел это сделать сам, но не могу. снимешь с себя футболку? — ты киваешь, послушно цепляешь края, не прерываешь визуального контакта, не увеличиваешь расстояние между нами - ты так близко, боже, - и медленно избавляешься от верха. под ней ничего нет - я знал, я этого хотел. за месяц я так истосковался по твоему телу. за месяц я так часто ловил себя на мыслях о том, что я до жути сильно хочу тебя. просто пиздец. ты больше не спешишь - я знаю что уже течет горячая вода, но это не имеет никакого значения. моя ладонь на твоей талии, она скользит выше, очерчивает изгибы, и я поддаюсь вперед. ловлю твои губы своими, целую медленно, тягуче, сминаю, кусаю, не углубляю, пока пальцы добираются до твоей груди, оглаживают неторопливо, предельно нежно. она так идеально помещается в ладонь и я сминаю, надавливаю, пока губами продолжаю ласкать твои, пока целую, чувствуя как желание растет с каждой секундой, как член твердеет и ему становится тесно. ты издаешь короткий стон, когда я касаюсь твоего соска, когда цепляю его намеренно, надавливаю и сжимаю чуть сильнее ровно в тот момент, когда углубляю свой поцелуй, скольжу языком внутрь, натыкаясь на твой, когда ты на мгновение напрягаешься под натиском ощущений и твоя ладонь снова оказывается на ремне моих штанов. терпеть просто невозможно. я отрываюсь от тебя чтобы перевести дыхание, улыбаюсь тебе, а потом снова касаюсь коротко твоих покрасневших губ. веду ниже, языком по твоей щеке, снова выше, останавливаюсь у уха, — ты даже не представляешь как сильно я хочу тебя, принцесса, — а потом снова цепляю твои губы и пальцы скользят ниже. застежка моего ремня щелкает, а я расстегиваю пуговку на твоих штанах. больная рука не позволяет мне избавить тебя от них моментально, но мне и не нужно. потому что когда молния на моих опускается, а пальцами пробираюсь в твое нижнее белье. мне так этого не хватало. мне так тебя не хватало. и даже если ты попросишь сейчас остановиться - клянусь богом, я не смогу. и тем же богом клянусь - я не захочу.